Лето печали

 – Он еще и боксирует, потому что я видел ссадины у него на руках.

– Говорите, у него не бывает посетителей? – табачник думал о своей дочери. – И даже, вы понимаете, кого…

Мистер Талли деликатно кашлянул. Миссис Сэвилл, густо покраснев, поджала губы.

– Как вы могли такое предположить? Мистер Гренвилл благородный человек.

Квартирант вел обширную переписку, однако она не припоминала конвертов, адресованных женщинам. Некий доктор Якоби, связывавшийся с мистером Гренвиллом из Парижа, несомненно, был мужчиной.

Медный колокольчик звякнул.

За дверью, украшенной гравюрой, где сэр Мозес Монтефиоре курил сигареты «Ричмонд», раздался собачий лай. Сунув зонт в деревянное гнездышко, мистер Гренвилл корректно приподнял серое твидовое кепи.

– Доброе утро, сегодня на редкость скверная погода. Как обычно, пожалуйста.

Табачник заранее снял с полки две пачки «Ричмонда».

– Прошу, мистер Гренвилл. Что вы думаете о фаворите в Ньюмаркете, сэр?

Первые скачки сезона начинались на следующей неделе.

– Ставьте на Претендера и вы не ошибетесь, – сообщил покупатель.

 – Всего хорошего, мистер Талли, миссис Сэвилл.

Он бодро сбежал по ступеням к радостно залаявшей собаке.

Табачник подытожил:

– Вы правы, миссис Сэвилл, он настоящий джентльмен.

Настоящий джентльмен отвязал Тоби от гранитной тумбы.

– Пошли на омнибус, милый, – велел Максим Михайлович Сабуров. – Джентльмены не опаздывают на деловые свидания.

В одиннадцать утра в Реформ-клубе его ждал новый клиент.

Гимнастическим шагом Сабуров добирался от Британского музея до Пэлл-Мэлл за двадцать минут.

Тоби оценил бы пешую прогулку, однако сегодня Максим Михайлович торопился. На остановке омнибуса на Грейт-Рассел-стрит собралась аккуратная стайка джентльменов и леди.

По британской привычке, пассажиры стояли ровно настолько далеко друг от друга, чтобы их ни в коем случае не заподозрили в знакомстве, но и не приняли за обыкновенных зевак и не лишили места в очереди. За полтора года лондонской жизни Сабуров тоже вернулся к здешним манерам.

Купив у мальчишки-лоточника The Morning Post, он занял место за растрепанным молодым человеком в подержанном весеннем пальто. Юноша зажимал под мышкой ободранный скрипичный футляр. Из кармана его пальто торчал сверток ветхих нот и дешевая записная книжка.

– Учитель музыки, – хмыкнул Максим Михайлович. – Наверняка, несостоявшийся гений.

Почти все комнаты его особняка занимали именно такие характеры, как неодобрительно отзывалась о них хозяйка.