Серебряные небеса

Подавляя зевок, мальчик вновь перевёл взгляд на цветное оконное стекло – точнее, на плясавшие по нему тёмные тени раскачивавшихся на ветру ветвей обступивших особняк плотным полукольцом деревьев с золотистой листвой, пахнувшей, как ему достоверно было ведомо, мёдом и корицей, а ещё чем-то летучим, освежающим, отчасти напоминающим по эффекту мяту, но отнюдь не ею. Деревьев южных, плохо адаптирующихся к местному климату, жарчайшему для местных, но для капризных теплолюбимцев баловней экзотической природы тропического пояса – мягко говоря, прохладному.

Мальчику в классной комнате всё ещё оставалось невыносимо тоскливо.

Туда бы ему! Туда, к реальной жизни! Он бы согласился никогда больше не увидеть отца, гувернёров, слуг, да и весь этот постылый, недружественный дом, за хотя бы несколько дней полной свободы! За одну возможность своими глазами посмотреть, как стаур-махту, длиннопалые, узколицые, похожие на газ и жидкость одновременно, вводящие в недоумение одним ускользающим, неопределённым, то ли голубым, то ли зелёным, то ли серым цветом кожи, и такими же обманчивыми, перетекающими, нестабильными очертаниями – как эти вот потрясающие существа простирают конечности вверх, выхватывая из рваного матово-полупрозрачного потока ветра крутящиеся, извивающиеся, попискивающие сгустки! От них стыла кровь в жилах – порой неуловимо знакомые, почти родные, напоминающие о чём-то давно привычном, вошедшем в повседневный обиход, стаур-махту с точки зрения людей были чужды, неестественны, даже отчасти омерзительны.

При том, что считались тишайшей и благовоспитаннейшей расой.

Но, может быть, ещё не всё потеряно? Через тридцать восемь дней в город прибудет с визитом их делегация. Можно напроситься с ними, а то и проникнуть на борт нелегально. Если они обнаружат постороннего уже в космосе – ему ничего не сделают, стаур-махту миролюбивы и покладисты.

***

Совсем молоденький курсант, пламенея на всю казарму, напоминавшую наскоро склеенную коробку из тёмного, исцарапанного картона, огненно-рыжей, будто грива льва на изображениях с преувеличенной цветностью, шевелюрой, сидел, согнув правую ногу и упираясь её разутой пяткой в краешек стула.

Штаны, судя по их оттенку и покрою, явно остались от униформы, однако, китель был снят и небрежно отброшен на безупречно застеленную, согласно уставу, койку, а сам герой красовался в одной рубашке.