Отряд

Господи, до чего же он голоден. Хотя так объелся в придорожном кафе, что разорвал слизистую оболочку желудка: прямо сейчас содержимое кишечника просачивалось сквозь треснувшие ткани в полость между органами. Впрочем, мужчина об этом не знал, да и в нынешнем состоянии ему было бы все равно. Так приятно было заполнять пустоту… но это как забрасывать землей бездонную яму – можешь швырять лопату за лопатой, но мало что меняется.

Пятьдесят миль назад он притормозил на обочине, заметив в канаве тушку енота. Раздавленного.

Сквозь мех белел позвоночник. Потребовались огромные усилия, чтобы не дать себе перевести рычаг коробки передач в нейтральное положение, заползти в канаву и…

Он удержался. В конце концов, он все еще оставался человеком.

Муки голода прекратятся, убеждал он себя. Ведь желудок не бездонный – это же вроде научный факт? Но то, что происходило с ним сейчас, было ни на что не похоже.

В голове, словно слайд-шоу, проносились образы любимых блюд, заботливо сервированных, сияющих, аппетитных и слишком совершенных, как будто они сошли с глянцевых страниц журнала «Бон Аппетит» – вызывающая пародия на еду, чертовски сексуальная, вычурная и развратная.

Он видел вишневое варенье, вытекающее из ломтика слоеного пирога. Головокружительно округлые ягоды, похожие на налитые кровью глазные яблоки, увенчанные огромной шапкой взбитых сливок…

Вспышка.

Толстый, будто словарь, стейк на кости, которая выглядывает из жирного, зажаренного до хруста мраморного мяса, а поверх него оплывает кусочек приправленного травами масла; стейк едва ли не вздыхает, когда в него вонзается нож, мясо отделяется с покорностью хорошо смазанных дверей…

Вспышка.

Вспышка.

Вспышка.

Чего он сейчас не съел бы? Он жаждал того енота. И окажись теперь у его тушки, сорвал бы с драного меха затвердевшие лохмотья сухожилий, раздавил бы череп и сквозь осколки добрался бы до мозга, который был бы таким же вкусным, как мякоть грецкого ореха.

Почему он просто не съел эту чертову тварь?

Придут ли за ним? Скорее всего, да.

Ведь он не только доказательство их неудачи – запоротый дубль в обличье человека, – но и хранитель тайны. А он еще очень и очень токсичный. По крайней мере, так они говорили.

Он не хотел никому навредить. А мысль о том, что, возможно, уже навредил, приводила его в уныние. Как там сказал Эджертон?

«Если это всплывет, Тифозная Мэри[2 - Мэри Маллон (1869–1938) была первым человеком в США, признанным бессимптомным носителем брюшного тифа.