Альтернатива

Все прежние мысли и ощущения остались в поезде. Звенящая тишина опустилась на плечи. Придавила к земле. Засыпала землёй. В конце длинного коридора угасали последние звуки: глухие, набатные удары, стоны, незнакомая речь. Последнее, что послышалось ему: «КгапkепЬаhге»…i

Шёл третий час глубокой непроглядной ночи. Весь вечер и эти последние часы он жил в двух измерениях: реальном, где чёрная эсэсовская форма была символом власти и безопасности, и в другом – враждебном, где ему, бригаденфюреру СС, генералу фон Райху не было места.

Чувство времени оставило его. Мысли смешались в голове, всё перепуталось и разделилось на две части, каждая из которых, цепляясь поочередно за истинное и нереальное, тянула к себе, а затем, утратив силы, обе части сдвигались с места, как два бильярдных шара, катящихся по зелёному сукну в разные стороны.

Франц Райх устал. Устал думать, вспоминать, анализировать. То, что лежало сейчас перед ним на столе, сводило с ума, не укладывалось и не могло уложиться в сознании нормального человека из любой воюющей в настоящее время армии.

Словно в кривом зеркале отразилось непонятно что, которое, быть может, шло к нему долгие годы и наконец настигло на дорогах войны в этом богом забытом украинском городке, лишило покоя и сна, заставило думать и гадать, переосмысливая всё заново. Он достал платок, промокнул вспотевший лоб, другой рукой снял телефонную трубку.

– Слушаю, герр генерал, – тотчас же отозвались на другом конце прямого провода из лагерного лазарета.

– Что с пленным? – спросил бригаденфюрер.

– Он не приходит в себя, несмотря на все наши усилия, – ответил доктор.

– Я хочу посмотреть его ещё раз.

– Пожалуйста, господин Райх.

На улице моросил дождь. В темноте едва просматривалась колючая проволока, которой здесь было обнесено каждое здание. Вышки, пулеметы, – всё, как положено в городе с лагерем для военнопленных. Лазарет располагался в приземистом двухэтажном домике. Здесь проводились допросы пленных комсостава. Каждый день или два к дому подъезжала машина, забирала людей и увозила за город.

Там, у глубокого оврага вскоре слышались выстрелы. И снова всё затихало дня на два-три.

Окна лазарета были освещены. Часовой в дверях, щёлкнув каблуками, сделал шаг в сторону, пропуская посетителя за дверь. Со вчерашнего вечера, как только привезли этого русского, бригаденфюрер распорядился поставить у лазарета постоянную охрану. Доктор вышел навстречу.

– Проходите, господин Райх.