Панорама. Роман с тайнами

Рассказчицей она была великолепной, и так вдалбливала в наши полные только озорством и шалостями головы причины гибели Римской империи, как будто хотела уберечь нас всех от беды неминучей, которая, судя по темпераментности её речи, должна была уже вот-вот произойти. Но более всего в её исполнении мне запомнился и впечатлил миф о Прометее.

Помню, я очень хотел тогда выяснить у замечательной, доброй учительницы моей, что это была за «темнота» у людей, в которой они пребывали? Почему боги дали Прометею возможность украсть, очевидно, самое дорогое, что у них было? Ведь даже наш сосед по улице и тот всегда прекрасно знал, когда мы собираемся оборвать у него вишни; и всё время, как только они начинали зреть, ходил за забором с длинной палкой в руке! А тут – всё-таки боги, которые и желания, и действия наши должны бы знать заранее и гораздо

вернее, чем бдительный Семён Петрович.

И уж точно для охраны этого своего драгоценного «огня» (с такими-то дрессированными орлами, как у них!) им и палки бы не потребовалось. И что это за печень такая, что вечно можно её орлу клевать?

Но после урока историчке срочно надо было идти в учительскую, а нам – нестись стремглав на школьный двор, орать там во всю силу лёгких, толкаться, драться, кидаться снежками и всё это уложить в какие-то десять-пятнадцать минут полной свободы.

А если бы я всё-таки спросил её, а она – я уверен в этом – объяснила бы мне всё максимально понятно, то не стал бы я, скорее всего, столько лет возвращаться к ним вновь и вновь и искать ответы на те вопросы, которые неизбежно возникают у нас при чтении древних мифов, легенд и текста Библии.

И не встала бы передо мной со временем та единственно верная, сложенная из множества деталей панорама, начало которой – на дне пропасти в двадцать тысяч лет глубиной.

В древнегреческом мифе о Прометее он сам собирает костяк человека, сам одевает его плотью, сотворённой им из размоченной земли, и в таком вполне законченном внешне виде передаёт его богине мудрости Минерве, которая прикосновением бабочки к голове «полуфабриката» одушевляет его.

Причём на античном барельефе хорошо видно, что за актом одушевления к Минерве стоит целая очередь – то ли детей, то ли подростков. И получается, что Минерва в своём, на первый взгляд, лёгком занятии уступает в быстроте Прометею, выполняющему работу, требующую большого мастерства и сноровки и создающему из «праха и пыли» существо – по «образу и подобию Божьему».