Солнце любви

После того рокового удара она нашла в себе силы сказать ему, только ему одному всю правду: подверглась насилию, вынуждена была прекратить беременность, чтоб не родить ребёнка от подлеца, а теперь – бездетна.

Жених изменился в лице, долго молчал, а потом вдруг сказал, каким-то незнакомым её тоном: «А ты уверена?». «В чём?». «В том, что детей не будет?». «Не знаю». «Так давай попробуем», – предложил он и довольно грубо коснулся того, чего касаться она ему не позволяла. Татьяна ударила его по руке и спросила: «А если детей не получиться?».

Он только пожал плечами. Стало ясно, что дети здесь не при чём. Он просто хотел воспользоваться ситуацией. Это была их последняя встреча.

И вот теперь она оказалась в полной власти человека, который нравился ей давно и который не мог не вызывать уважения. И Ольга, и Татьяна были ещё воспитаны без демократизированных вывертов и новшеств – они считали мужчинами в полном смысле слова людей мужества и отваги, а не ново «русских» особей. Сбежавший жених не оставил сожалений, ведь, как ей стало впоследствии известно, он даже от службы в армии сумел уклониться, а это для Татьяны являлось определённым показателем.

Ей нравились ласки Теремрина, но она начинала понимать, что бесконечно так продолжаться не может, и боялась того момента, когда он сделает очередной шаг.

– Ласточка моя, солнышко моё, – вдруг прошептал Теремрин. – Ты позволишь мне лечь рядом? Устал стоять скорчившись.

Этого варианта она не ожидала, и подвинулась к стенке, освобождая ему место.

Тогда он мгновенно разделся до равнозначного с нею положения, и лёг на краю кровати. Она ощутила прикосновение его сильного тела, но не грубого и злого, а очень приятного ласкающего каждой клеточкой. Отстраниться некуда, она и так оказалась у самой стенки. Он обнял её, повернув к себе и её острые, совсем ещё девичьи грудки уперлись в его широкую грудь. Она даже не представляла себе прежде, что это может быть столь приятно. Его руки сомкнулись у неё на спине и сдавили её до хруста косточек.

Теремрину казалось, что он давно не испытывал ничего подобного. Разве что с Ириной! Но те ощущения перечёркнуты её бегством, а потому к воспоминаниям о них примешивалась горечь разочарования. Татьяна вся напряглась, словно чего-то ждала и боялась этого ожидаемого. Теремрин понимал, что она не изжила ещё страх перед тем, что может случиться сейчас, сию же минуту. Ведь всё, что было со Стрихниным, не могло не оставить ощущения боли, отвращения и ужаса.