Восточная паутина

Удовлетворенно хмыкнув, человек еще раз оглянулся по сторонам и, прицелившись в ту часть свертка, откуда недавно было слышно нечто похожее на стон, выстрелил. Сверток вздрогнул и медленно стал сползать к воде, человек выругавшись матом, подтянут сверток ближе к отвалу, отвинтил глушитель. Послышался треск камыша с того направления, откуда должен был прийти напарник. Человек, нагнувшись, быстро юркнул в самую гущу камыша, заросли которого с наступлением света дня, казались не такими густыми.

Треск камыша становился все ближе, и вскоре на берегу показалась фигура Мансура, согнутая в три погибели. Подойдя к ноше, он бросил кусок бетона на землю и недоуменно оглянулся, одновременно отирая ручьем струящийся пот со лба.

Еще раз оглядевшись, он вдруг заметил лужицу крови, натекшую подле свертка, губы его нервно задергались, лицо перекосилось, и из горла вырвался хрип, похожий на кашель.

Затем, подняв глаза, которые внезапно округлились, он шепотом выдавил из себя: «Джалол!».

Ему никто не ответил, но из камыша на него явственно смотрело дуло пистолета, направленное Мансуру точно между его выкатившихся глаз.

– Джалол, не убивай меня. Клянусь Аллахом, никто не узнает. И деньги мне не надо, и джинсы не надо, и куйнак не надо. Джалол, я уеду сегодня, сейчас. Я даже в кишлак не пойду. Джалооол!», – взвился протяжный крик, похожий на звериный вой, и тут же внезапно оборвался. Нелепо подняв руки, медленно, как в замедленном кинокадре, Мансур, подогнув ноги, упал на спину, на лбу ровно между глаз темнело аккуратное отверстие.

Судорожно дернув ногами, Мансур затих и вытянулся на песке, глядя карими, уже ничего не видящими, глазами в белые облака, медленно плывшими над ним.

Джалол медленно убрав за пояс джинсов пистолет, подошел к Мансуру, невидяще глянул на его безжизненное лицо, сплюнул в сторону и, быстро подтащив тело Мансура к своей страшной ноше, принялся лихорадочно связывать ноги Мансура со свертком, поместив в их ногах кусок бетона, который накрепко примотал бечевой.

Затем, кряхтя и бормоча невнятные ругательства, перевалил в воду сверток, а затем и тело Мансура. Некоторое время силуэты двух туловищ неподвижно стояли под водой возле берега. Затем, медленно, словно в каком-то непонятном, медленном танце, силуэты стали превращаться в еле видимые, неясные тени, которые вскоре исчезли в глубине водного потока.