Опилки

Пожалуй, можно с таким согласиться. А что думал обо всём этом он? Наверно, такое свойство человеческого мозга – это вываленные и отчасти нужные опилки на пилораме жизни. Как хорошо, что по частичкам каждую из щепочек можно разложить почти компьютерно в виде маленьких и не очень рассказов, поместить в запаянные мультифоры. Вроде и части целой древесины, а вроде и смешанная временная шелуха, которая сможет намокнуть под дождями рябиновой ночи или развеяться от гранд-каньонных ветров. Что же получится?

когда о нём ещё и не вспоминали.zip

В голову никому не придёт в настоящее время думать о своих ближайших и недоближайших родственниках хотя бы – подчёркиваю: хотя бы – до десятого колена, как это следовало бы делать в незапамятно-незапятнанные времена. Вспомнил бы сейчас кто и скомпоновал хотя бы три. Даже четвёртое немного запомнилось. Ему эти упражнения в генеалогии как нельзя лучше удавались. Вот это сам он, свежий и молодой росток неизвестного древа из многомиллиардной рощи человечества. Имя его до непозволительности простое и вместе с тем имеет что-то величаво-раскрепощённое: Павел. Все в основном зовут его Пашей, а его любимая форма обращения – Паш. Дальше уже идут его колени: отец Владимир, чаще всего улыбчивый, хоть и немного странный. После его нагоняет дедушка, тоже Владимир (немного банально, соглашусь), человек уже храброго, высокопарно говоря, ума и потрясающей силы воли. А уж совсем отдаляющимся пятном памяти остаётся на асфальте времени прадедушка Антон, о котором, по сути, мало что можно сказать.

Наверно, только то, что он был поляком.

Всех людей, не совсем имеющих даже косвенное отношение к рождению и жизни Паши, было бы бесконечно грешно не упомянуть. А вот добрым или недобрым словом – дело уже немного другое.

Дед Володя и бабушка Маша создали такую наисплочённейшую и уникальнейшую семью, какую только был в состоянии вообразить Паша. Очень запоминающимся выскакивает из чёрного омута, конечно, то, что дед был самым что ни на есть бабником. Дедником. Дедовником: прицепится так прицепится! Здесь уже не стоит упражняться в каком-то выдумывании более смешного названия для ближнего родственника: всё давно сделали сами люди. Осуждать тем более не нужно. Только вот в сознательном возрасте Пашеньке уже было страшно от неизвестности: вокруг могли сновать его неизвестные части пазла: братики, сестрички, тёти, дяди, – но в упор никто из них не заметил бы мальчугана Павлика. Да и зачем? От этого вряд ли родился бы какой-то смысл.