Сезам

– А я бы на поезде поехал, – сказал отец. – Из Лунинца прямо во Владивосток. А лучше в Сочи.

Он щелкнул языком. Кажется, Сочи понравились ему больше Владивостока. Мне тоже.

– Костя, какой поезд?! – всплеснул руками Просвиров. – Я в повести так и написал: бежал, не останавливаясь, до самого Бреста!

– Интересно, что он с этим золотом сделал? – посмотрел на меня отец. – Это же еврейское золото. А оно нашего брата счастливым не делает.

Похоже, повесть Федора Васильевича отца абсолютно не занимала.

Он всегда был равнодушен к литературе, из поэтов знал одного Есенина. Под градусом мог прочитать наизусть «Черного человека».

– Большая повесть? – уточнил я у Федора Васильевича.

– Девяносто страниц на машинке! – гордо сказал тот. – Полгода одним пальцем клепал.

– Надо было машинистке отдать, – вмешался в наш разговор о литературе отец.

– Это же повесть! – посмотрел на него, как на маленького, Просвиров. – Тут самому надо.

Я с ним был полностью согласен. Писательский труд священен.

– Жену стоило научить печатать, – сказал отец. – Или одну из дочек. Сколько их у тебя?

– Четверо.

«Ничего себе, – подумал я. – Четыре дочки плюс жена. Как ему удается писать в таком окружении?»

– А я на работе, – признался Федор Васильевич. – Там гораздо спокойнее.

Он вдруг внимательно на меня посмотрел. Мне стало неуютно.

– Валя тоже восемь классов окончила, – сказал Просвиров. – Надо вас познакомить.

– Конечно, – согласился отец. – Зачем искать топор под лавкой?

«Какой еще топор? – подумал я.

 – Отец туп, но этот еще тупее».

– Валя! – громко позвал Федор Васильевич.

– Ушла, – донеслось из-за двери.

«Слава Богу!» – я чуть не перекрестился.

– Ну, тогда давай по грамульке, – открыл дверцу одного из шкафов Федор Васильевич. – Мария, неси закуску!

– Несу, – ответила из-за двери жена.

Я понял, что мне пора на улицу.

Таким вот макаром я приоткрыл дверь в святая святых и заглянул в щелочку. Там я увидел стопку чистых листов бумаги, пишущую машинку и неясные очертания машинистки.

Она вполне могла быть и хорошенькой девушкой.

«Анты, вперед!» – скомандовал я.

Но роман «Анты» так и остался написанным от руки черновиком. Видимо, для его написания на машинке нужно было получить по башке не деревянным, а железным мечом. Однако, как я уже сказал, во второй раз надевать на голову ведро я категорически отказался. Стало быть, и железный меч остался в какой-то другой жизни.