Сирены Амая

Ей было жаль Аннели, но она хотела, чтобы всё пошло не по плану. И если уж земля не провалится, чтобы пожрать всех, то пускай хотя бы это крошечное отклонение досадит остальным. Одна из фигур присела и принялась шарить пальцами по крови, исторгнутой Аннели. Наконец показала, что всё в порядке.

Люди, казавшиеся призраками в оранжевой тьме, оживились. Марьятта не видела лиц, не желала смотреть на них, но догадывалась, что сумасшедшая радость превращала улыбки в оскалы, а глаза – в бесцветные угли. Даже дети напоминали крошечных истуканов, зараженных ночным безумием.

Справа колыхнулись черные ленты широкополой шляпы, и Марьятта беззвучно ахнула. Вирпи, одна из страшнейших женщин общины, стояла совсем рядом. Навеваемый ею страх происходил от осознания того, чем именно она занималась в сарайчике со странным и бессмысленным названием.

Вирпи запрокинула голову и тяжело задышала; глаза выкатились, губы задрожали, выталкивая бессвязные благодарности. Это состояние исступления, будто по цепи, передалось остальным, и вскоре Марьятта, едва не съеживаясь от ужаса, очутилась в центре бормочущей толпы.

Ритуал впервые вызывал у нее такое отвращение.

Аннели испустила вопль, который с уверенностью можно было окрестить залпом яростной обиды.

– Я просто хотела другой жизни! – прорыдала она.

Ее голос напомнил длинную иглу, уколовшую сквозь череп прямо в мозг. По крайней мере, так это ощутила Марьятта. Но куда важнее было то, что она распознала в этом рыдании.

Ересь. Слабость, облеченную в слова. А еще там барахталась мечта, которую убивали на глазах нескольких десятков человек.

От группки фигур в рясах, обособленно стоявшей у помоста, отделилась самая высокая. Антеро. Если кто-то и должен был ответить вероотступнице, так это старейшина.

– А ты попроси о другой жизни лично, – посоветовал он, обращаясь к Аннели. – Только говори громче, экотаон, – чтобы Он тебя услышал. А еще лучше – вопи об этом.

В груди Марьятты всё замерло, кровь будто смерзлась от страха.

Из дыры выползало тяжелое и мощное дыхание.

А потом оттуда рванул рев.

Сперва он напоминал протяжный выдох, несший в себе простейший звук, доступный даже новорожденным. Затем звук трансформировался в нечто визгливое и настолько глубокое, что оно могло принадлежать только древнему существу, выражавшему ярость где-то глубоко под тоннами земли.

Несколько рук встряхнули Аннели, на мгновение притушив ее рыдания, и подняли.