Душегуб

Наконец, подытоживая короткий экскурс из своей биографии, вытащил из кармана пиджака красную коленкоровую книжицу – партийный билет – и сказал:

– А теперь мы устроим эдакое средневековое аутодафе этой вещице, которая, конечно, сама по себе ни в чем не виновата, но, я считаю, она есть зловещий символ чумы в головах людей и олицетворение идеологии шутов и жуликов, которая десятилетиями заставляла жить людей в позоре… – По Рудольфу было видно, что все, о чем он говорит, если не принимать во внимание некоторую театральность слов, для него было очень важно, он искренне переживал, и он продолжал: – Да, для меня все, что сказал не только символично, но и очень лично!

Рудольф вышел из-за стола, сделал несколько шагов к камину и бросил партийный билет в малиновый жар прогорающих дров.

Книжица только мгновение тлела на углях, пуская вонючий от коленкора дымок, как ее охватило ярким пламенем, и в считаные секунды огонь сожрал символ партии коммунистов. За столом Рудольфа и за соседними столиками раздались радостные восклицания и дружные, звонкие аплодисменты. Народ потянулся к бутылкам и стаканам, чтобы отметить происшедшее у них на глазах необычное дело, знаковое, можно сказать, событие, которое было даже трудно себе ранее представить. И никто, ни один человек в ресторане не возмутился, не высказал сожаления по поводу увиденного.

Нексин больше не пытался улыбаться: его настолько ошеломил поступок этого Рудольфа, что он хотел сначала закричать и броситься к нему с кулаками, но от неожиданности не мог встать со стула и только судорожно кривил губы; потом, когда услышал вокруг смех и аплодисменты, и понял, что Рудольф может его узнать и всем сказать о нем, резко сник, как-то странно втянул голову в плечи, словно его сверху ударили чем-то очень тяжелым.

У него и взгляд стал потухший и бессмысленный, казалось, еще чуть-чуть и закатятся, как у покойников, глаза… Из этого ступора его вывела Елена Аркадьевна, которая испугалась вида Нексина, по-своему расценив его, схватила за руку.

– Леша, тебе плохо? – шепотом спросила она, стараясь не привлекать внимания людей. – Не нужно так близко все принимать к сердцу, они не понимают, что творят…

Нексин, очнувшись, медленно освободил руку и сказал:

– Все они понимают… Я в порядке, успокойся… Только пойдем отсюда, не могу здесь больше оставаться.

На улице, по дороге к дому, Нексин дал волю чувствам.