Тарокко и эдельвейс

Сопру у какой-нибудь первокурсницы. Всегда подозревала, что розовая крошка, которой она обсыпана, – пыльца фей, превращающая икша в рудвиков.

Кирмос не выдержал и всё-таки расхохотался. От абсурдности момента, скорее, чем от детской шутки.

– Надеюсь, эта великая сила изменит историю, даст власть, а заодно своей тонкой и опасной игрой убедит их не жрать меня. Я разгадала секрет магии Иверийцев!

Раззадоренная успехом, Юна тоже рассмеялась. Уже молодая женщина, но ещё сущий ребёнок.

– Это меня в тебе удивляет, – честно признался ментор.

 – Ты способна усваивать сложные истины, менять своё мировоззрение, с искренним рвением постигать магию Ревда, силой выдирать уважение у толпы, но настойчиво игнорируешь безотказно действенные методы её обольщения.

Сказал и сам себя удивил. Ведь это он на самом деле всё это время берёг её. От того, о чём говорил, – от мира взрослых отношений и краткосрочных обязательств страсти, которые не несут ничего, кроме горькой пустоты и разочарования в финале.

Ментор не хотел пугать её, причинять боль, видеть сожаление в её глазах вместо смешливости. Джермонд Десент был добр, внимателен и терпелив. Не позволял лишнего не только себе, но и никому другому.

– Что-то я не видела, чтобы ты сразил кого-то на арене кокетливым взглядом или красноречивым касанием, – заскучала мейлори, не заметив перемены в разговоре.

…кто знает, смог бы Кирмос удержаться, если бы Юна действительно хоть раз попыталась его соблазнить. А ей хотелось.

Он видел, как она льнёт к нему каждый раз, стоит только прикоснуться. Это было даже любопытно – испытать пределы своих возможностей.

Это был вызов.

А вызовы самому себе Кирмос обожал.

– Увы, мне эта сила недоступна, – коротко соврал он и встал.

Бесшумно ступая, ментор приблизился к мейлори. Сел на край кровати. Медленно и осторожно вдохнул, стиснул зубы. Задержал дыхание. Как тогда, в Пенте Толмунда, когда совсем молодой ещё Кирмос Блайт впервые шагнул в обитель кровавого бога.

Он действовал наобум, повинуясь кипящей страсти и острому желанию, вопреки разуму. И – как тогда – резко вспотевшие ладони, участившееся сердцебиение, предвкушение чего-то судьбоносного.

– Мне, очевидно, тоже, – Юна, увлечённая стрельбой и по-прежнему не замечающая повисшего в воздухе напряжения, прицелилась.

– Вот как раз тебе не пользоваться этой силой – просто преступление, – почти интимно прошептал Кирмос, прерывая её занятие.