Великое откровение

Волшебство Любви наступает, когда загорается последняя лампочка в гирлянде. То есть каждый муж в замке? светится преклонением, а каждая жена зажигается благодарностью. И тогда всё вокруг сверкает и искрится!

—И никто не уйдёт обиженный?

—Да! Вот, ты уже знаешь! Надо Мишу попросить весь текст тебе перевести. Он у нас – мастер художественного слова…

—Да я уж помню…

—Так вот. Если ты, допустим, согласишься… Мне приятно думать, что да… Тогда знай – кроме власти, на тебя ляжет огромная ответственность! Если ты будешь смотреть на всех них, как на тех, кто унижает твоё самолюбие и – О Боже, они трахают мою жену!!! – вот это вот всё… То никакого волшебства – увы – не случится…

—Я понимаю… Я и сам на эту тему теперь много думаю…

—Тут многого не придумаешь! Всё давно придумано до нас! Женщина – сосуд любви! Так?

—Да…

—И какая угодно любовь, которая наполняет этот сосуд – священна! Чья бы она ни была! Как она не должна думать, чьих гонцов принимает сегодня у своих врат, так и мы не вправе даже задумываться о том, кому именно дарим свою любовь каждым проникновением!

—А я? Я-то, простите, одночленный калека, и не могу не знать, кому конкретно «дарю свою любовь»!

—Мал, да уд ал! Да, ты не можешь, но не забудь, у тебя право первого соединения, поэтому это неважно: соединяйся с той, кого желаешь в этот раз! Вообще, как представлю: такая трагедия – не мочь преподнести себя всем, кому хочешь! Ведь тебе потребуется всякий раз выбирать, кому…

—Да, а вдруг кто-то обидится?.

—С тентакльянками это невозможно. Поверь уже и прими, как истину: ревности у нас нет. Тебя, на мой взгляд, должно волновать другое…

—Что?

—Как «что»?! Десять чужих членов в совокупляющейся с тобой любимой, и по одиннадцать – во всех остальных! У вас, землян, насколько мне известно, это обычно вызывает какие-то неведомые невыносимые страдания, которые почему-то тем больше, чем приятнее женщине!

—Да… – я вздохнул, – Это правда…

—Вот ты объясни: чего ужасного ты находишь в том, что жену наполняет любовью кто-то ещё, кроме тебя?

Я задумался… И тут же понял, что не могу ответить ему так, как ответил бы всякому другому человеку.