Дикий американец

Время от времени он останавливался и вступал в разговор с тем или иным матросом, показавшимся ему примечательным.

– Мартимьян Мартимьянов, ваше императорское величество! – гавкнул один из матросов так неожиданно густо, что император немного вздрогнул, а Резанов даже попятился. Этот моряк выглядел старше других. Цвет его лица (вернее – рожи) был настолько темный, что напоминал негра, тем более что нос был сплюснут в левую сторону, а в ухе сияла огромная медная серьга. Длинные отвислые усищи и неуставные косицы, заплетенные на висках, были при этом пего-седые.

Похоже, что император для того только и обратился к этому викингу, чтобы убедиться, что он умеет разговаривать на человеческом, русском языке.

– А что, Мартимиан, бывал ли ты в сражениях? – спросил Александр моряка таким юмористическим тоном, каким обращаются к детям в расчете на забавный ответ. Офицеры напряглись и разве что не шевелили губами, пытаясь вложить верные слова в уста подчиненного. Их опасения, однако, были излишними. Мартимьянов не собирался оригинальничать.

Он был глуховат и только пытался правильно уловить смысл вопроса.

– Бивал, – ответил он. – И турка, и шведа.

– Voici une bonne reponse de bon homme, – заметил царь и вызвал среди свиты французский шелест одобрения.

– Мартимьянов был со мною при Гогланде, получил контузию, но не оставил пост до окончания дела. Отличный служитель, – сурово, почти сердито сказал Крузенштерн. Матрос при этом часто заморгал глазами.

– А я-то, брат, думал, что ты арап, – пошутил император.

– Никак нет, вашимперсвеличсво, мы тульские, Белевского уезда!

Старшие лица свиты рассмеялись в голос, младшие деликатно прыснули в ладошку. Крузенштерн глазами показал матросу, что все правильно.

Следующий матрос был совсем молодой, едва знакомый с бритвой. Округлостью лица, ясными глазами, пухом волос он парадоксально напоминал самого императора.

– А тебя, братец, как звать? – с ласковой улыбкой обратился к нему Александр.

– Иван Михайлов, вашимперство! – попытался крикнуть, но вместо этого пискнул матрос.

– А что, Иван, не страшно тебе в плаванье? – спросил император, вопросительно оглянувшись на Чичагова.

– Никак нет, вашимперство! – на этот раз именно крикнул, даже с привизгом матрос. – Российскому моряку не можно бояться!

– Я думал, маменькин сынок, а он морской пёс, – приятно удивился царь.

– Из молодых да ранний, – подтвердил Крузенштерн, которому нравилось к месту применять русские поговорки.