Цикута

 – Девять, девять, сорок девять, одиннадцать, пятьдесят шесть.

– Кто такой Ветрушкин? – спросил кто-то из толпы.

– Вор! – поморщившись, ответил сом.

– Да мы поняли уже. Ты конкретику давай. Где живёт? Чем занят?

– Девять, девять, сорок девять, одиннадцать, пятьдесят шесть, – отозвался сом и принялся тяжёлой головой стучать в стекло.

– Хватит, наслушались, – сказал безымянный посетитель, подошёл к аквариуму и, выхватив сома из воды, понёс его к весам.

– Слышь, уважаемый, ты куда? – раздался возмущённый голос.

– Куда-куда, взвешивать. Кто успел, тот и съел, – съехидничал расторопный покупатель.

– Да ты оборзел! Ты чё, самый умный? Или самый достойный? Это тебе не карась зачуханный. Положь обратно!

– Да пошёл ты! – огрызнулся прыткий человек.

И тут началось! Гипермаркет «Джой» в одну секунду превратился в филармонический зал с площадкой для борцовской секции. Нестройный хор борцов-потребителей рождал потоки неразборчивых звуков. Хруст костей мешался с хрустом французских батонов и кукурузных хлопьев, стоны людей – с весёлыми песнями плюшевых медведей, придавленных к полу побитыми телами.

Рычание налетало на детский плач, призывные крики тонули в высоком женском вое. Под ногами испускала душистые соки подопревшая клубника и поскрипывали крупинки искусственного снега из перевёрнутых лотков. Скользящий по рукам сом, задыхаясь, бессмысленно поминал никому не известного Ветрушкина и повторял никому не понятные цифры. Коренастый гражданин в порванной тельняшке, с багровым, как томатный сок, лицом, катаясь в яичной луже, не глядя раздавал тычки и оплеухи со словами «Смоленск, ВДВ». Охранники с металлическими желваками, закатав рукава, гармонично влились в подвижную галдящую массу. Воистину, не бывает чудес без потрясений!

Кульминацией народной битвы стал пролом аквариумного стекла: прохладная водица неудержимым потоком обрушилась вместе с рыбой на измятых, покалеченных драчунов. Раздался громкий многоголосный вздох.

Где-то что-то щёлкнуло, и гипермаркет «Джой» окунулся в стойкий могильный мрак. Всё затихло, кроме поющих медведей.

– Ветрушкин – вор, – неровно заслышалось в темноте. – Ветрушкин – вор, – ещё невнятнее повторилось в отдалении.

Снова заплакали дети, зарыдали впечатлительные особы.

Тем временем Роман Иванович Колодкин, оттеснённый с семьёй до фруктового отдела, как бы нечаянно погрузил на дно обширного кармана рябой эквадорский апельсин.