Будущее проходит сейчас

Не-ет, я вытянул из-под груды маек и свитеров старые, убеленные временем джинсы «Rifle» – где теперь купишь такие? С чернильной надписью «ЛИНИЯ СГИБА» сзади, под коленками, кожаной заплаткой на правой («Бандитский окурок, крошка») и огромной коричневой пуговицей на левой штанине. Уж не помню, кто и по какому поводу ее туда приторочил. Пока извлекал джинсы, на пол из груды вывалилась древняя тельняшка, не столько уже в полоску, сколько в дырочку – дуршлаг, а не тельник, от груди и ниже – сплошная бахрома, но с курткой еще потянет.

Куртка нашлась в коробке, в шкаф такую действительно вешать боязно. Простиранная дождями, просушенная у костра и выглаженная весом моего тела, она хранила на себе следы-эмблемки не одного десятка КСП-шных слетов. Пуговиц было в достатке, но все равно из петли в петлю – как цветок в петлице – пунктиром спускался здоровенных размеров болт, подобранный как-то на конечной остановке 39-го трамвая. Подобранный, поскольку оставить его валяться в луже и тихо ржаветь было бы кощунством.

Я дополнил костюм очками-бабочками, розовыми, практически целыми, сквозь них посмотрел на себя в зеркало – в розовом, так сказать, свете – и пришел к выводу, что побрился совершенно напрасно.

Потом еще раз посмотрел. С сожалением снял очки. Быстро разделся. Напялил рубашку оперного тенора и черный костюм, в котором, если порыться, можно еще обнаружить пару забытых шпаргалок. Уже в лифте обрывком газеты почистил ботинки и побежал к метро, потому что Светусик же ждет, она там с кем-то специально договаривалась, рассказывала кому-то про меня, рекомендовала.

А до назначенного времени оставалось всего ничего…

– Ну вот, а я не стал переодеваться, пришел как был – заходящая звезда модельного бизнеса, – сказало оно. – И торопиться не стал. Ворвался в кабинет, когда меня там и ждать перестали, нахамил кому-то с порога. Толстому такому, с лицом вечного октябренка и нимбом вместо прически…

– Геннадий Матвеевич, – мгновенно узнал я, хотя прежде никогда не сравнивал шефа с октябренком.

 – Сейчас он стал еще толще. Я под ним работаю.

– Мои соболезнования, – оно улыбнулось, обращая сказанное в шутку. – В общем, собеседования я не прошел. И, представь себе, нисколько не жалею. А ты, судя по всему…

В пляшущем огоньке свечи я разглядел себя в своих же глазах. Картинка в картинке, как в телевизоре с дополнительным тюнером. На этой картинке я, казалось, медленно поджаривался в адском пламени.

Мы одновременно отвели глаза.