Почти правда. Узелки

– А какой сейчас? Тебя нет ни сейчас, ни вчера, ни завтра, – задумчиво произнес Николай. – Я был последний, кто о тебе что-то знал. Все документы в папке, тебя и твоей группы уже давно нет, и в архивах тоже ничего не осталось. Можно сказать, что никогда и не было – это плод твоего воображения со всеми вытекающими последствиями. Все, как ты хотел. Теперь ты обычный человек: без прошлого, без наград и званий, без пенсии и медицинского обеспечения.

Последнюю фразу Николай сказал, опустив голову как-то обреченно, особенно четко проговаривая каждое слово.

– И я больше никому и ничего не должен, – продолжил Николай, как бы ставя точку, – прости, если что, за все, за Лену прости. – Он хотел еще что-то сказать, но осекся.

Это признание вины он вынашивал последние двадцать лет, страдая от своей гордости и уверенности в своей правоте и веры в справедливость. Лена была частичкой его сердца, большого, но спрятанного от всех, сердца, спрятанного в панцирь…

Жонглируя чужими судьбами, ломая их по своему разумению, он сам стал заложником воли судьбы.

Посвятив свою жизнь борьбе за справедливость, перешагнув все законы, и человеческие, и государственные, он так и остался не понятым ни людьми, ради которых он жил, ни государством, которому он служил. Он так и остался один, один на всей земле.

Николай тяжело поднялся и медленно пошел по аллее. Он наконец-то обрел долгожданный покой, истратив последние силы на исправление того, что «изменить уже нельзя».

Он уходил навсегда. Развязался последний узелок судьбы, завязанный однажды летней ночью… давно-давно…

Лена умерла от рака два года назад в немецкой клинике. Его единственный родной человек ушел не прощаясь. Сергею никто не сообщил ни о болезни, ни о смерти Лены – она так хотела.

Она так жила – с открытой душой и закрытым сердцем, любила, жалела, ненавидела, была любимой и единственной. Жила, будто играла роль – играла и при жизни, и после своей смерти.

Она оставалась той последней ниточкой, которая связывала Сергея с прошлой жизнью. Точнее было бы сказать – с другой жизнью, которую хотелось бы забыть, чтобы запомнить каждую минуту.

Казалось, что можно начинать новую, совсем другую жизнь с чистого листа. Писать историю ровным почерком без помарок и исправлений. Впереди еще целая вечность и надо многое успеть доделать, переделать и выстроить заново.