Край Земли. Книга первая

Да дворовый пёс Фадиез сипло лаял от скуки на ленивых ворон. Народ над царем посмеивался, но перечить не смел, так как царь был нрава крутого. Ежели что, то и головы можно было лишиться в одночасье. Вот таков был царь Дорофей.

Глава II

Как-то поутру, царь вышел во двор, потянулся, зевнул, да так и замер с открытым ртом.

– Ну, всё! – глядя на Дорофея, шепнул конюх поварихе. – Видать опять мудрёные мысли царя-батюшку накрыли. Ишь, как глаза закатил. Даже не шелохнется! Чисто монумент!

– Ой, лихо, лихо! – запричитала повариха.

 – Опять что удумает и будем мы, точно блохи по собаке скакать!

– Вот ежели ещё минут пять так простоит, тогда да, не видать нам спокойной жизни. А ежели в палаты побежит, то верная примета, велит мудрецов созывать. Ну, а пока те мудрецы заморские приедут, да пока то да сё, я в конюшне порядок успею навести, ну а ты уж, Марфутка, по своему делу.

– Большого ума человек наш царь-батюшка. С самими заморскими мудрецами беседует, – уважительно отозвалась Марфутка – повариха.

 – Понимает же, что они там по-своему лопочут.

– Да уж, – согласился конюх, – умища нашему не занимать.

Дорофей меж тем рот прикрыл, задумчиво почесался и, не глядя ни на кого, побежал в палаты. Через короткое время на крыльцо дворца вышел глашатай в расшитой ливрее:

– Царь-батюшка гонца к себе вызывать велели!

Дворовый люд без интереса взглянул на глашатая, продолжая заниматься своими делами. Тот же оглядев вокруг себя, ещё раз гаркнул:

– Его Величество Дорофей Восьмой гонца к себе требуют немедля! – и от нетерпения даже ногой топнул.

– Да здесь он, здесь, – через плечо бросил конюх. – Не ори уж так.

– Как это не ори, – возмутился глашатай, – ежели Его Величество велели?

– Они звать велели, а не орать.

– За то меня и во дворец взяли. Голос говорят у меня зычный.

– Ага, зычный. Только через твой зычный голос гнедая с испугу косить начала, а Гипотенуза доиться перестала.

– Что ж поделать, ежели у меня талант. Царь-батюшка так сами и сказали.

У Сидора, говорят, талант! Он, говорят, даже медведя своим голосом, говорят, завалить сможет! Во, как меня уважают!

Опять напрягся и сотряс воздух:

– Гонец! К царю живо! А не то царь-батюшка велел твою бестолковую голову рубить и на кол садить ея.

Стог сена, стоящий у забора, зашевелился, из него вылез Ерёмка-гонец. Лицо помято, кафтан грязен, а в рыжих волосах солома:

– Чью голову? Куда садить?!

– Твою, Ерёма, твою, – важно подтвердил глашатай.