Бульвар Молодых дарований

Сказали тебе: не велено!..

Было любо-дорого видеть, как Недобрый тот Молодец вдруг мгновенно сдулся до жалких, пигмейских размеров и начал канючить, выпрашивая у Старухи обратно свою всесильную ксиву.

А я с тех пор эту вечно-сердитую, с рентгеновским взором Старуху зауважал…

Прохожу я с авоськой мимо её стола в тяжеленные дермантинные двери, и на улицу. Ветер с Невки вцепляется в полы моего тощего китайского плаща, дышит холодной, могильной сыростью в рукава. Тихо позвякивают бутылки в авоське.

Октябрь…

Слева, чуть поодаль, выгибает широкую спину Гренадерский мост. Я иду вприпрыжку, чтоб не мёрзнуть, туда, где с моста рельсы трамвая сходят на улицу, огибающую нашу общагу: длинное жёлтое здание с белыми полуколоннами по фронтону, бывшие казармы какого-нибудь лейб-гвардии Гренадерского полка. Улица изгибается плавно, в охват нашей общаги и её большого, просторного двора, отделённого высокой железной оградой.

Вот и трамвайная остановка.

Ветер раскачивает над головой у меня остановочный знак с номерами трамвайных маршрутов. Табличка поскрипывает жалобно. Ветер выдувает из рельсовых желобов залежавшуюся с лета пыль. Метёт её, сдув с булыжников, умощённых вдоль рельсов, на асфальт…

Я прикидываю, ждать ли трамвая. Если купить восемьсот граммов студня и батон за шестнадцать копеек – остаётся жалкая двушка. Трамвайный билет стоит три копейки. Нехватит. Можно, конечно, и зайцем проехать, всего-то три остановки.

И трамваи тут ходят старые, без дверей. Если нагрянет вдруг контролёрша – можно и спрыгнуть на ходу…

Ага!.. говорит тут мой внутренний голос… И расквасить по мостовой все бутылки!..

Поразмыслив, я решаю: чем мёрзнуть на ветру ждать трамвая, лучше пробежаться. Чего там, километр с небольшим, все дела.

Я иду своей обычной, лёгкой походкой, унаследованной от деда Исаака, отца мамы. Тот в свои шестьдесят с чем-то лет всё бегает – как пробегал всю свою жизнь, поначалу спасаясь в огородах на Херсонщине от белых, красных, зелёных и каких там ещё цветов они были… (Чтоб они тогда ещё все перебили друг дружку и сдохли!.

.)

Ша, Ицик!.. испуганно говорила вполголоса в таких случаях бабушка, показывая глазами на моего отца, члена партии в капитанских погонах, с четырьмя маленькими посеребренными звёздочками и такой же чашей со змеёй.