Соната для проклятой герцогини

Соната для проклятой герцогини

Павел Георгиевич Козлов

Четыре музыканта, четыре мотивации, один контракт. Одинокие менестрели собираются в заброшенном замке для того, чтобы создать лучшую музыку в своей жизни. Лютня и клавесин, скрипка и голос. Награда за успех – слава, наказание за неудачу – смерть. И пока ансамбль распадается под влиянием недоверия, страха и паники, проклятая герцогиня готовится вынести свой вердикт.

– Я начинаю, – сказал Бард. – Затем Эдвин подключается на скрипке, а после Север попробует поддержать нас на клавесине.

Именно в такой очередности. И только потом, Мойра, вступаешь ты.

Север ухмыльнулся, Эдвин едва заметно покачал головой. Бард рассеяно провел рукой по изгибу своей лютни и вздохнул.

– Уяснила?

Мойра кивнула. Она подняла глаза лишь на мгновение – убедиться, что никто не смотрит на нее. Ее взгляд тут же скользнул вниз и так же резко метнулся в сторону – прочь от собственных рук, нервно вцепившихся в абсурдно багряные складки ее платья.

Мойра ненавидела красный.

– Времени репетировать нет, – продолжал Бард. Он нежно положил лютню на табурет и принялся расхаживать по комнате. – Ты сама должна понять, когда настанет твое время. Минута, семь, десять… Ты должна будешь почувствовать музыку, ты должна будешь вовремя ответить на ее зов. Может быть, твоя очередь так никогда и не подойдет, и тогда тебе придется остаться в тени. Контракт не подразумевает непременного участия всех исполнителей, и мы ничего не нарушим.

Но если тебе покажется, что ты сможешь усилить драматический эффект, бросайся в бой без всяких сомнений. Ты понимаешь?

Мойра вновь кивнула. Ком в горле не давал ей говорить. Как же она будет петь?

– Замечательно, – пробурчал Бард. – Чудесно. – Он уставился в пол. Воцарилась неловкая пауза.

– Ну, что же! – Бард резко ударил в ладоши и обвел взглядом всех музыкантов. – Давайте начнем!

Худощавый Эдвин поерзал на скамье, Север повел могучей бровью, Мойра еще крепче вцепилась в свое платье.

Бард неспешно вернулся к лютне, взял ее, уселся на табурет, задумчиво тронул струны. Лютня так же деликатно отозвалась на его прикосновение. Бард взял один аккорд, другой, нахмурился, закрыл глаза и, наконец, начал играть.

Их тесная комнатушка наполнилась музыкой – такой же задумчивой, такой же меланхолично-мятежной, как и сам Бард. Огоньки свечей дрогнули – это скрипка Эдвина примкнула к импровизации.