Волны идут

Может, это был сон? Очень уж странно смотрелись его работы под сводами ослепительного зала. А что, очень счастливая и правдоподобная греза.

– Мистер Марков! – как гром среди ясного неба грянул голос. Глеб невольно пригнулся, словно собираясь получить подзатыльник. В дверях, приветственно раскинув руки, стоял худосочный мужчина в изысканном костюме, который, впрочем, казался ему несколько великоват. Это придавало ему сходство с огородным пугалом: еще бы горшок на голову, и он мог бы сойти за часть экспозиции.

– Мистер Баркли, рад вас видеть.

– Не думал увидеть вас здесь так рано, – организатор выставки обвел взглядом зал, кивая сам себе.

– Я просто побоялся… опоздать.

– Понимаю, – Баркли еще пуще затряс головой. – Для вас это, должно быть, большой день. Большое достижение. Европейский уровень, так сказать. А до него, между прочим, ваши соотечественники редко дотягивают. Кстати, как вы смотрите на то, чтобы продать несколько произведений?

– Разумеется, почему бы и нет, – Глеб старался не встречаться глазами с этим пугалом.

 – А о чем конкретно идет речь?

– Ну, в первую очередь о… эм-м… «женоптице», простите эту бестактность, запамятовал название.

– Нет, это определенно невозможно. Я готов расстаться с чем угодно, кроме нее.

– О, прошу прощения, но, я думаю, это все же вопрос цены? – понимающе похлопал его по плечу Баркли. – Иначе вам будет очень сложно сделать себе хоть какое-то имя. Скорее невозможно. И поверьте, речь идет не только о фунтах…

– Но она не продает… – попытался возразить Глеб, но лишь получил еще один хлопок костлявой ладонью.

Баркли направился к двери:

– Лучшим решением для нас станет аукцион! Эти люди готовы выложить баснословные суммы. Не столько за скульптуру, сколько для того, чтобы заткнуть друг друга за пояс. Россия – какая экзотика!

С этими словами он покинул зал, где лешие и водяные теперь казались чудовищно неуместными.

Через четверть часа на плечах служащих в зал вплыл огромный стол. Вслед за ним вышагивал Баркли, не удостоивший Глеба ни полусловом, ни полувзглядом.

Стол опустился в свободном углу зала и через каких-то пару минут уже ломился от закусок и напитков. Глеб содрогнулся при виде целого подноса канапе с осьминогами. Их тонкие щупальца свисали с крошечных кусочков хлеба, будто бедняжки все еще надеялись ускользнуть от прожорливых гостей.

Вскоре зал начал заполняться людьми в костюмах и платьях, еще более ярких, чем перья потускневшей жар-птицы.