Охотник

Хотя кое-какие грешки за тобой водятся, – произнёс он.

– Ну и дела! – захохотал Леон, ловко взвалив на спину поклажу. – Я всего раз был в этих местах, и тогда мне едва минуло пять лет. Откуда вам знать о моих грехах, папаша?

– Меня зовут отец Кеньо, сын мой. А что касаемо грехов, для старого человека, что служит Господу много лет, бывает достаточно одного взгляда.

Так, перекидываясь редкими фразами, они добрались до неприметной дверцы позади главного входа в собор.

– Благодарю тебя, Леон, – опёршись двумя руками на посох, произнёс старик.

– Оставьте, святой отец, – открыто улыбнулся парень. – Я и не помышлял об оплате. Уж, наверное, мне куда легче было одолеть пару шагов, чем вам. Прощайте, господин Кеньо.

– Постой, Леон. – Старик сунул руку за пазуху истрёпанной рясы и извлёк что-то, блеснувшее на солнце. – Вот, надень на шею, сын мой, и никогда не снимай.

– Что это? – Парень удивлённо уставился на медальон, висевший на простом шнурке.

– Считай это моим благословением, – серьёзно ответил старик. – И поверь на слово, оно непременно тебе понадобится.

– Благодарю за благословение, святой отец. Но мне хватило бы и ваших слов, – подмигнул Леон. Он надел медальон и спрятал его под ворот рубахи. А подняв голову, увидел, что старик исчез, словно растворившись в воздухе.

Вернувшись к своим и торопясь закончить работу до темноты, юноша успел позабыть о забавной встрече. И только по пути домой, когда усталые парни клевали носом под мерное покачивание повозки, Готран толкнул младшего брата локтем и шепнул:

– Вот ты чёртов гуляка! Успел-таки найти подружку, пока мы обедали.

– Ну и дурак. Откуда девчонки в таком занудном месте? Всего лишь заболтался со святым отцом.

– Да-да, – хихикнул брат. – Поди, ещё успел исповедаться в грехах и получить прощение?

Леон не стал спорить и, опустив поля шляпы на лицо, прикрыл глаза. Он припомнил разговор со стариком и только сейчас понял, что тот не единожды назвал его по имени, а меж тем сам юноша вовсе не успел назвать себя.

В доме Эдуэнов царила тишина. Лишь мать, накинув шаль прямо поверх сорочки, поставила на стол кувшин молока и два ломтя хлеба. Убедившись, что младший сын валится с ног от усталости и наверняка ляжет спать, женщина отправилась к себе. Леон забрался на сеновал, не желая маяться в духоте с храпящим под боком Готраном.