Криптонит

Я кричала это снова и снова, пока ей не надоело меня бить.

– В школу пойдёшь, когда мы сделаем нормальную фотосессию! – у меня дёргался глаз от этого слова, так что я опять переборола желание плюнуть ей в лицо. Она стояла в этом своём модном костюме и держала блондинистую голову ровно – ухоженная, твёрдая. Она смотрела на меня так, будто между нами была настоящая война, и ей во что бы то ни стало, надо было её выиграть. Но дело в том, что я тоже ненавидела проигрывать, особенно ей.

– А, так значит, «внеклассные кружки» важнее моей учёбы? – я разом выливала весь свой яд, сардонически ухмыляясь, сама чувствуя тошноту от этого яда на моих губах. Руки были сжаты в кулаки, а глаза безумно сверкали – я видела это в зеркале. Я была совсем на себя не похожа – металась, как птица в клетке.

– Кому ты такая, с таким характером, будешь нужна? Тебя больше ни одно агентство не возьмёт – Миша уже хочет нас выгнать!

– О боже, – я закатила глаза, повеселев. – Выгнать, значит? Скажи ему, что за это я подарю ему новый дом. Когда он выплатит мне гонорар, естественно.

Какое же несравнимое удовольствие мне доставляло видеть возраставшее бешенство на её излишне красивом, но постаревшем лице – я чувствовала власть над ней.

– Да ты посмотри на себя! Это называется «модель»?

И швырнула на столик распечатанные фотографии. Мой взгляд машинально упал на одну из них – и все мои многочисленные слова застряли в сжатой глотке.

Завитые светлые волосы. Красивые черты лица, не совсем правильные, но интересные, резкие – то, что хорошо продавалось, поэтому меня и взяли. Иногда я смотрела на свои фотографии и застывала, чувствуя нечто скользкое и противное внутри. Будто я забывала, кто я. Будто мне показывали не меня, а чудовище Франкенштейна, изуродованное чужими пальцами, чужими вырвиглазными нитками. Я смотрела на зажатую костлявую девчонку в короткой юбке и расстёгнутой белой рубашке, которая корчилась в сексуальных позах, и мне становилось тошно.

Я разъярилась, как и всегда, когда видела любое проявление своего несовершенства.

Мне сказали, что я буду лицом Гуччи, лицом Дольче и Габбана, а теперь превратили меня в полное убожество. К чёрту их.

Даже не застегнув блузку, я пошвыряла вещи в сумку. Ира, сжав губы, завертелась вокруг меня, начав истерично что-то кричать, но на моём лице уже была каменная маска, и я полностью оглохла. Родителей это всегда бесило – как я легко, по щелчку пальцев абстрагировалась от остального мира.