Дамский преферанс

Она наслаждалась ею, купалась, ныряя всё глубже и глубже в её упоительные воды, но, выныривая и радостно распростёршись на слегка влажных простынях, мгновенно возвращалась к себе всеми помыслами и желаниями, стараясь при этом сохранить облик хрупкого, беззащитного существа, чтобы партнёр не разгадал её трюк, её «уход» и продолжал пребывать в ощущении её окрылённой влюблённости, которая реально была адресована совсем не ему. Когда обмякшее тело, каждой клеточкой поющее гимн радости, непроизвольно начинало склонять душу к несвойственному поведению, то мгновенно включался внутри неё некий механизм, наподобие маятника раскачивающий в медленном ритме перед её взором край сигаретной пачки с красноречивой надписью: «Чрезмерное употребление вредит вашему здоровью!» Это отрезвляло безотказно.

Маша, сколько себя помнила, была вообще натурой страстной, азартной, цельной. «Это я в мать пошла, – размышляла она время от времени. – Кстати, в которую из матерей? – задавала она себе не праздный вопрос, – Обе по жизни оказались страстными, азартными, цельными.

Правда, каждая в своём роде. Полагаю, я лишена безрассудства, значит, кровь не сыграла. Генетика отдыхает. Ну, и славно!»

Она росла вольным ребёнком, именно так, а не своевольным, как часто принято упрекать непослушных детей. Её вольность проявлялась в ранней самостоятельности и высокой самооценке. Нашкодив, как всякий ребёнок, не выносила упрёков, не впадала ни в ложное, ни в искреннее раскаяние, гордо неся свою провинность сквозь обычное неловкое замешательство взрослых.

– Я хо-р-рошая! – с убеждённостью бросалась она к папе, грассируя «р», который только к пяти годам научилась выговаривать. – Накажи Марину!

– Ты хорошая, – гладя лежавшую на его коленях пушистую головку, говорил папа, – но понимаешь, Машенька, даже очень хорошая девочка может совершать плохие поступки. А ты их повторяешь постоянно. И потом, Марина тоже хорошая. Как же я могу её наказывать? За что?

– Хо-р-рошая?! – неизменно поражалась Маша. – Получаемся мы обе хо-р-рошие?! – и незамедлительно бросалась от папы к Марине, стоящей обычно у окна.

Её натянутая пружиной спина выражала отчаяние и муку. Маша наскакивала на Марину сзади, крепко обхватывала, твердя: – Хо-р-рошие, хо-р-рошие! Мы обе хор-рошие!

Конфликт формально всегда заканчивался в Маринину пользу, хотя, невзирая на уговоры мужа, что ребёнку свойственно чаще, чем взрослым, находиться в состоянии стресса, было ясно, что очередной стресс пережила именно Марина.