Тайный оракул

Нырнул в узкий каньон между двумя зданиями и… БУМ!

Есть ли что-нибудь печальнее звука, с которым бог грохается в кучу мусорных мешков!

Лежал. Стонал. Весь несчастный и разбитый. В нос била вонь от протухшей колбасы и использованных подгузников. Ребра болели, будто сломанные, хотя такое и невозможно.

В голове полная сумятица, но одно воспоминание пробивалось наверх – голос моего отца, Зевса: ТЫ ПРОВИНИЛСЯ. ТВОЕ НАКАЗАНЬЕ.

Я вспомнил, что случилось, и всхлипнул от отчаяния. Даже мне, богу поэзии, трудно описать свои чувства.

А способен ли понять их ты, простой смертный? Представь, что тебя раздели догола, а потом обдали струей из пожарного крана на глазах глумливой толпы. Представь, как нос и легкие заливает ледяная вода, как бьет она по коже, оставляя синяки, как толчет в месиво суставы. Представь себя беззащитным, опозоренным, совершенно уязвимым, выставленным на всеобщее посмешище и безжалостно лишенным всего, что делает тебя тобой. Мое унижение было еще хуже.

«ТЫ ПРОВИНИЛСЯ», – гремел у меня в голове голос Зевса.

– Нет! – жалобно возопил я. – Нет, не надо! Пожалуйста!

Никто не ответил. По обе стороны от меня по кирпичным стенам зигзагом бегут вверх ржавые пожарные лестницы. Вверху – зимнее небо, серое и неумолимое.

Я пытался вспомнить подробности приговора. Упоминал ли отец, сколь долгим будет наказание? Что требовалось от меня, чтобы вернуть его расположение?

Память туманилась. Я едва помнил, как выглядит Зевс, не говоря уже о том, почему он решил сбросить меня на Землю.

Вроде бы была война с гигантами. Богов застали врасплох и едва не разгромили.

Одно я знал наверняка: меня наказали несправедливо. Зевсу надо было выставить кого-то виновным, и он, разумеется, выбрал самого красивого, самого талантливого, самого популярного бога в пантеоне.

Я лежал в мусорном баке, глядя на наклейку на внутренней стороне крышки: ДЛЯ ЗАБОРА МУСОРА ПОЗВОНИТЕ 1–555-ВОНЮЧКЕ. Зевс передумает, сказал я себе. Он всего лишь пытается припугнуть. Сейчас, вот сейчас, сию минуту он выдернет меня на Олимп и отпустит на все четыре стороны со строгим предупреждением.

– Да… – Мой голос прозвучал глухо и уныло. – Да, вот так.

Попытался пошевелиться. Хотел подняться, чтобы встретить Зевса стоя, когда он явится с извинениями. В ребрах тупо застучала боль. Свело живот. Я ухватился за край бака, с усилием, кое-как, подтянулся и, перевалившись, грохнулся на асфальт. В плече хрустнуло.

– Ууурррррххх, – прохрипел я сквозь зубы и боль. – Вставай.