Немир

Но Ленни не переживал: он не был тщеславен и не искал популярности; он даже не расстраивался, когда его рисунки погибали под струями дождя – новые вырастали, будто подснежники, на ещё влажном асфальте. В общем, у Ленни был счастливый характер.

Помимо овощной лавки на площади были также мясная, бакалейная, булочная, парикмахерская и другие заведения, назначение которых Ленни узнал много лет спустя, зато уже сейчас он знал, как они звучат и пишутся. Как-то в один из дней ранней весны, когда моросил дождь, уже ставший постоянным спутником его занятий, алфавит закончился.

Ленни завершил последнюю картину. Букву тут же размыло водой, но он не заметил. Взъерошенный и мокрый, он отряхнул руки и отправился домой.

Дождь продолжался, воробьи галдели на мокрых липах, родители, как водится, ничего не подозревали… Ленни зашёл в отцовский кабинет, где стоял книжный шкаф, и приступил к делу.

Неделями просиживал он теперь на стремянке, далёкий от земли, зато близкий к самой высокой полке, листая старые книги в потёртых переплётах – а именно в старых книгах, как известно, находится место абсолютно всему.

Мама Мантуер умоляла его спуститься ниже, к литературе, более подходящей его возрасту. Всему своё время, отвечал Ленни – и возвращался к своему занятию. Засыпал он с книгой в объятьях; его курчавые волосы были усыпаны бумажной трухой.

Итак, Ленни любил книги… а книги любили его – во всяком случае, ничто не указывало на обратное.

Пока.

Папа Мантуер грозился закрыть шкаф на ключ, но так и не выполнил угрозу. Сам редактор, он втайне радовался рвению сына. В городскую библиотеку Ленни ещё не допускали (по малости лет), и супруги Мантуеры в конце концов пожалели его и оставили всё как есть.

Ленни не сразу смирился со строгой чернотой и чёткостью линий, присущей напечатанному тексту. Ему казалось – буквы в книгах должны быть даже более красивыми и цветными, чем на рекламах и вывесках.

Но скоро, овладев магией чтения, он смог наблюдать, как невзрачная вязь печатных знаков оборачивается высокими каменными замками, серо-стальными тучами, отражёнными в быстрых водах реки, заколдованными крылатыми деревьями-птицами, гневливыми зелено-чешуйчатыми рептилиями – драконами, выдыхающими пламя и заливающими его собственными слезами… слезами одиночества и отчаяния, поскольку никто никогда не целовал их сморщенные носы.