Этот бессмертный

– Ты делаешь мне больно, – сказал я полушутя-полусерьезно.

– А мне не больно?

– Прости.

Я снова расслабился. Помолчав, я объяснил:

– Когда я был сорванцом и ко мне приставали другие сорванцы, они меня звали «Константин Калликанзарос». Когда я подрос и подурнел, они перестали так меня звать. По крайней мере в лицо…

– «Константин»? Твое имя? А я полагала…

– Теперь я Конрад, и больше не будем об этом.

– Но мне оно нравится. Я бы лучше звала тебя «Константин», чем «Конрад».

– Ну, если тебе приятно…

Луна выкатила свою постную физиономию на подоконник и стала строить мне рожи.

Я не мог достать не только до луны, но и до окна, потому отвернулся. Ночь была холодной, влажной и полной тумана – здесь всегда такие.

– Комиссар по делам Искусств, Памятников и Архивов планеты Земля не станет рубить Дерево Мира, – проворчал я.

– Калликанзарос мой, – откликнулась она слишком поспешно, – я этого не говорила. Но с каждым годом колоколов все меньше, а добрые намерения далеко не всегда идут в расчет.

Впрочем, у меня такое чувство, что, так или иначе, ты все изменишь. Можешь изменить…

– Ошибаешься, Кассандра.

– А мне страшно и холодно…

Она была прелестна в темноте, и я обнимал ее, чтобы хоть как-то уберечь от этих туманов, влажных и знобких.

Пытаясь воссоздать в памяти подробности минувших шести месяцев, теперь я осознаю, что, пока мы огораживали страстью наш октябрь и остров Кос, Земля уже пала в руки сил, что сметают все октябри. Возникнув изнутри и извне, эти силы роковой развязки уже тогда маршировали гусиным шагом среди руин – безликие, неотвратимые, с оружием на изготовку.

Корт Миштиго приземлился в Порт-о-Пренсе на древнем «Сол-Бус Девять», который доставил его с Титана в сопровождении груза, состоявшего из туфель и рубашек, нижнего белья, носков, вин разных марок, разных медицинских средств и новейших магнитофонных кассет, всех этих производных цивилизации. В общем, богатый и влиятельный журналист Галактики. Насколько богатый – для нас это оставалось неизвестным еще много недель, а насколько влиятельный – для меня открылось лишь пять дней тому назад.

Пока мы бродили по рощам одичавших олив, лазали по руинам франкского замка или вплетали наши следы в следы серебристых чаек, похожие на иероглифы, там, на влажных песках пляжей острова Кос, мы прожигали время в ожидании расплаты, которой могло и не быть и которой на самом деле вовсе и не следовало ожидать.

Волосы Кассандры – цвета олив Катамары и блестят.