Цвет её глаз. Сборник рассказов

Он спрашивает, помню ли я своя имя.

Я отвечаю, что сестра назвала меня мистер Боуман.

Он спрашивает, что еще я помню.

Я попытаюсь напрячь память, вспомнить хоть что-нибудь. Перед глазами только белая пелена. Единственное, что я помню, это холод. Холод я запомнил отчетливо. Мороз, проходящий через всё тело, через мозг, через позвоночник. От одного воспоминания об этом холоде моя кожа покрывается пупырышками. Пальцы сжимаются. Мороз пробегает по коже, но это мгновенно проходит.

И еще помню лицо. Женское лицо.

Очень красивое. Блондинка. Черты не совсем чёткие. Но в голове крутится имя. Нора. Может быть Нора Боуман?. Это имя кажется смутно знакомым. Я не знаю. Я не в чём не уверен. Я рассказываю доктору Пирсу об этом. Он делает какие-то пометки в своём блокноте.

Я спрашиваю его о причинах моей потери памяти. Он отвечает, что это эффект от лечения. Электро-конвульсивная терапия может повлечь за собой потерю памяти, что и произошло в моём случае. Он уверяет, что об этом не стоит беспокоиться.

Память восстановится через несколько месяцев. Терапия поможет мне справиться с пережитым, избавиться от маниакально-депрессивного психоза и, возможно, даже вернёт ясный рассудок.

Я отвечаю, что в моей голове абсолютная пустота, так что ясности там предостаточно. Пирс снова что-то пишет в блокнот.

Я смотрю в окно. Там зелёная трава. Там стая воробьёв уселась на ветку молодого дуба. Птички переглядываются, что-то щебечут. Они абсолютно свободны. Они вольны улететь куда угодно. Как бы я хотел быть таким же как они.

Лететь куда захочется. Мои руки скованы ремнями. Я не могу почесать себе нос. Это не приятно. Почему меня держат связанным? Разве я опасен? Что я сделал? Почему меня здесь держат. Я абсолютно уверен, что не сумасшедший.

Могу рассуждать совершенно нормально. В моей голове нет голосов. Я не считаю себя Наполеоном или Линкольном. Не желаю бегать голым по коридору. Что же со мной не так? Спрашиваю доктора Пирса, почему я здесь нахожусь.

Он говорит: “Когда вас доставили сюда, вы находились в крайней степени возбуждения.

Ваше состояние оценивалось как тяжелое.”

Спрашиваю: “А что сейчас?”

Он склоняет голову на бок и говорит, о том, что нам предстоит долгий путь к реабилитации.

Хочу знать, почему я связан. Я спрашиваю об этом.

Пирс отвечает, что это для моего же блага. Я ему не верю.

Доктор Пирс задаёт какие-то вопросы. Я не слушаю. Больше не хочу его видеть. Мне плохо. Меня тошнит. Я говорю, что плохо себя чувствую.