Время дальних странствий

К дверце приспособили кусок кошмы, оставив небольшое стеклянное окошко.

Вечером на товарной станции Лихоборы мы поставили ГАЗ на платформу, застопорили колёса деревянными колодками и, ожидая отправления, завалились в свою берлогу.

Мы были тяжелы и неуклюжи, как медведи: полушубки поверх телогреек, ватные брюки, валенки.

В тесной тёмной норе, кряхтя и чертыхаясь, мы долго и трудно вползали в спальные мешки, как дождевые черви в землю. А когда вползли, Николай Николаевич философски изрёк:

– Всякое неудобство человек перетерпит.

Не помирать же!

По случаю отъезда мы выпили спирта, запили водой, закусили специфической сырной колбасой. Спирт мы привезли в Читу с ничтожными потерями.

Из дневника 1954 г.

23 февраля. Первый день.

Утром второй раз простился дома. Поехал в Лихоборы. Весь день пришлось пробыть там. Переночевали. С утра сидели в товарной конторе. Тепло. Люди приходят и уходят, разговор продолжается. Говорят больше об Алтае. Молодёжь с соседнего завода и некоторые из железнодорожников едут туда.

Об Алтае никто толком сказать ничего не может. Каждый рассказывает о тех местах, где был сам: об уссурийской тайге, сибирских болотах, казахских степях.

К вечеру подали платформу. Заезжать на неё было неудобно. Крутились долго, мы кричали и советовали, шофёр потел, дело двигалось плохо. Наконец, сломали борт, а затем встали на платформе. Теперь можно ехать. Залезли в кузов. Холод собачий, тесно. Подвесили фонарь, разложили колбасу, хлеб (всё замороженное). Налили грамм по 100 спирта.

Выпили за отъезд. Но после этого отнюдь не поехали, а пошли в контору отоспаться в тепле.

К 11 часам подали паровоз. Отъехали от станции. Спать приходится, залезая в спальный мешок в ватнике и шапке, а сверху с головой укрываться шубой. Когда начинаешь задыхаться, немножко приподнимешь её, и сразу становится прохладнее. В кибитке, наверное, градусов 20 мороза, так что на жару жаловаться не приходится. Едим по-поросячьи, в остальном – аналогично. Где и как только не живут люди! На севере в тундрах и тайге, в горах, на болотах, в пустынях и даже в таких кибитках, как наша.

Живуч человек!

Пишу карандашом: чернила в ручке замёрзли. Вода и квас превращаются в один продукт – лёд. Утром 24-го вылезли греться на улицу. Днём рискнули зажечь примус. Первый час сидели в дыму, второй час – в тепле. Вскипятили воду. Выпили чай. Дым остался, тепла нет.

Сейчас вынул зеркало и посмотрел в него. Себя узнал. Николай тоже посмотрел в зеркало и тоже узнал себя.