Загадочные свитки

После этого он почтительно поздоровался с «разлюбезной хозяюшкой» (так Николай иногда называл Прасковью) и быстро скрылся за дверью ванной комнаты.

Тем временем Ярослав, прислонившись спиной к холодной, давно не крашенной стене, удобно расположился на обычном кухонном табурете и завязал с Паней шутливый разговор:

– Ну, рассказывай, красавица, как дела?

– Отлично! – не отрываясь от плиты, жизнерадостно сообщила Пашуто.

– От остальных отлично или на самом деле?

– Нет… Правда, хорошо!

– Как Колька? Не приставал?

– Ага… Счас, – рассмеялась хозяйка.

– Пыталась?

– Ну что вы такое несете, товарищ профессор? – постреливая бирюзовыми глазками, натянула обиженную гримасу на миленькое личико утренняя собеседница. – Я – женщина замужняя. Стойкая.

– Да. Повезло Сеньке. Подфартило. И красивая, и умная, и верная, – констатировал Плечов.

– А он, собака, не ценит! – развела руками Прасковья и добавила с укоризной: – Выпивает.

– Хорошо, хоть не погуливает, – как мог, успокоил хозяйку наш главный герой. – Ничего. Будет и на твоей улице праздник.

– Позвольте узнать – когда?

– Как только закончится война. Детишек нарожаете. Квартиру отдельную получите… И заживете – душа в душу, как положено самым лучшим в мире людям. Нам, русским! – поспешил описать ей светлое будущее Плечов.

– Твоими б устами да мед пить, – подтвердила свое согласие с такой блестящей перспективой гражданка Пашуто.

– Нальешь? – хитро покосился на нее Ярослав.

– Чего? Медку?

– Нет. Обещанной наливочки. Из черноплодной рябины. Я о ней ни на миг не забываю. А как вспомню – слюнки рекой текут, орошая растительность на груди!

– С утреца нельзя.

– Понимаю, – печально вздохнул Плечов. – И принимаю. Но жду реальных предложений.

– Сегодня. После обеда.

– Здесь продегустируем или с собой возьмешь?

– Что ты имеешь в виду? – не поняла Прасковья.

Пришлось объяснить:

– Ужинаем сегодня на Большом.

– Хочешь угостить академика? – предположила хозяйка.

– Так точно, – кивнул Ярослав.

– Что ж. Я всегда «за».

* * *

Шниперзон оказался высоченным (за метр девяносто) мужчиной с широкими плечами и не в меру тощими ножками, путающимися в свободном галифе. Выпученные глаза его излучали если не глубокую тревогу, то, по крайней мере, какую-то плохо скрываемую нервозность или, если хотите, внутреннюю обеспокоенность, озабоченность – точно.