Пятерня

Но с мочой, пусть в тот момент он сделал шаг в верном направлении, получилась мерзость.

Он придумал мучить пленника жаждой. А когда тот два дня спустя слёзно молил о глотке, справил нужду в эмалированную кружку. Пленник мгновенно опорожнил ёмкость. Его кадык скакал по горлу, как мячик для пинг-понга. Валера не сдержал отвращения.

Валера на вид был потешным мужичком глубоко за сорок.

Низкий, с толстыми щеками, видными, как говорят, со спины, и ранней лысиной. В студенчестве приятели прозвали его «Монах» – голая «опушка» появилась на третьем курсе, словно выстриженная на манер средневековых послушников.

Он носил просторные светлые рубашки с коротким рукавом и умел обезоруживающе улыбаться. При знакомстве с ним, людям казалось, что это огромный щенок протягивает лапу. Но Валерий умел быть невероятно убедительным.

В тот день, когда он придумал скормить пленника самому себе, он привычно устроился в кресле и перебирал газетные вырезки о «живодёре из Конаково», как маньяка прозвали газетчики. Журналисты не скупились на подробности.

Кровь на зернистых фотоснимках даже при цветной печати всегда была чёрной. Валерий вглядывался в знакомые разводы, и изнутри поднималась, распуская кольца, такая же чёрная змея. Он дразнил её, чтобы пробудить ото сна ярость. Примитивную жажду чужих страданий. Ведь даже пытки приедались, когда превращались в повседневную рутину. Нервам нужен электрошок. Встряска. Подобные впечатления он черпал в воспоминаниях.

Но одна фотография не попала в газеты. Пусть и разлетелась по сотне аморальных сайтов, которые помешанные на насилии психи вели для таких же психов.

Женщина была беременной. И ещё живой, когда маньяк вскрыл живот и изнасиловал её.

Чувства пробудились.

Ненависть. Страстное желание убивать. Медленно. Он бросил взгляд на настенный календарь с перечёркнутыми накрест датами – очередной месяц подходил к концу. Его прошиб холодный пот, к горлу подкатила тошнота. Он прикоснулся к ключу, как к оберегу, дающему силу.

Но принялся за готовку лишь спустя пару дней.

***

Непрекращающиеся пытки, голод и заточение в подвале сломали что-то внутри самого механизма жизни. Чувства изменились. Пленник слышал шорохи и голоса людей, которых рядом никак не могло быть. Ощущал прикосновения к коже и покусывания. Зрение сузилось до обрамленного тьмой туннеля. И только ключ от замка, который мучитель носил на шее, горел ярче, чем стоваттная лампочка. Когда тюремщик спускался по лестнице, мужчину слепил пляшущий силуэт ключа.