Правило номер 8. Погружение. Часть 2

Она шла вперёд, в темноте, увлекаемая этими странными назойливыми звуками, спускалась вниз, долго, долго, – до тех пор, покуда не уткнулась лицом в стену.

Тёмный кирпич. Лёгкий, но не явный, запах сырости.

Посреди стены внезапно возникла звёздочка – такая маленькая сверкающая искорка, которой внезапно вздумалось расширяться, расширяться – покуда посреди стены не образовалось большое круглое отверстие, как…

«Межпространственная Брешь?»

Она увидела сквозь неё, как на противоположной стороне, на ярком пока ещё фоне, угасающего уже света, сидел, обхватив голову руками, её…

– Папа?

Она попыталась произнести эти слова, – произнести машинально, инстинктивно, как ответную реакцию на что-то, частью чего она, кажется, когда-то являлась, но сейчас сама этого не ощущала, – без чувств, без эмоций, просто, как инстинкт, – но они так и остались невысказанными, потому что она не могла говорить. Она только молча смотрела на то, как некий высокий, симпатичный мужчина в брючном костюме, неестественно скорчившись, сидит, сжав свои тёмно-каштановые волосы, и смотрит куда-то в пол, будто силясь разглядеть на нём некие ответы. На подлокотнике кресла лежат его очки – вот-вот упадут.

«Дом-и-сад». – Всплыли откуда-то из недр памяти слова, – и она увидела его: три дома в десять этажей, в периметре которых расположен широкий внутренний двор, а внутри него – ОН, величественный и прекрасный. Её сад. Аккуратная система прудов, – искусственно созданных кем-то, кого она в жизни своей не видела, но была ему очень благодарна. Квадратные бассейны, – их пять, – с прямоугольными плитами, по которым стекает вода, переливаясь в из одного водоёма в другой. По бокам, внутри специально отведённых для них, и ограниченных бетонными рамками-бортиками границ, – ивы, ирисы, тростник – всё такое аккуратное, компактно высаженное, регулярно проверяемое местным штатным садовником. Здесь всё вымерено, выверено, высчитано. Здесь нет ничего лишнего – даже число рыбок, пресноводных улиток, жучков, стрекоз, гусениц, даже количество залётных уток и мелких пташек, вроде воробьёв, стрижей и ласточек, как-то будто бы само регулируется: их никогда не бывает слишком много.

Всего достаточно. Всегда достаточно.

«Как красиво». – Думает она.

И вдруг – раздаётся хлопок. Свет гаснет, и всё, абсолютно всё в одно мгновение исчезает и распадается на части.

Остаётся лишь тьма – ничего.

И в этой тьме она вновь слышит эти тихие всхлипы.

Часть 2.