Любовь к президенту

Все же на десятка полтора лет моложе?!

Сбросить бы мне их теперь! На руках, как невесту, внес бы в дом.

– И что?

– А то! Помнишь: «Зацелую допьяна, изомну, как цвет, хмельному от радости пересуду нет»?

– Помню-помню. Такое не забывается.

* * *

Ветла стояла, прислонившись спиной к печке, и не верила, что перед ней хлопочет тот, о ком страдало ее сердце, многие годы ныло, тревожилось, тосковало.

– Ты как же решилась приехать в такую даль? Поди, километров, ой, сколько же это будет?

– Две тысячи.

– Так, поди, поиздержалась, дорого ведь?

– Не дороже нашей с тобой жизни. И сколько ее осталось-то? Пролетела, пронеслась, родимая.

Так, слово за слово, выпив по кружке глинтвейна, и поужинали.

– А ты на «Ветлу» так и отзываешься по-прежнему?!

– Так только ты и зовешь меня так. Веталина я для всех.

* * *

Женщина открыла завязанный пакет, вынула из него привезенные подарки.

– Фотоаппарат? Да зачем? Мои руки-то к такой нежной аппаратуре не приучены.

– У тебя тут красотища, наверное, вокруг, природу будешь фотографировать.

– А зачем ее снимать, коли она каждый день перед глазами?

Заметив на лице женщины, промелькнувшую тень огорчения, молвил:

– Ладно-ладно, спасибо, конечно, не обижайся. Ты же меня знаешь…

– Знаю, похоже, не изменился. Что думаешь, то и говоришь.

– Ну, да, как ты там меня называла: мужиковатым, кажись? А я таким и есть. На то и мужик, чтобы этой самой мужиковатостью от него веяло и в словах, и в поступках.

– Скажешь такое. А вот я тебя и не боюсь. Ты же, как и все мужчины, в душе ребенок. Защиты ищешь.

– Может, и ищу, но баба об этом знать не должна.

– Это ж почему?

– Да потому, что на шею сядет.

– Ты хочешь сказать, что и я тебе на шею села, коли отвернулся от меня?

– Еще неизвестно кто от кого отвернулся. Не береди рану.

– А ты как был хулиганистым и вреднющим, таким и остался.

– Опять неудовольствие высказываешь, опять претензии?!

– Да куда уж мне, с претензиями-то к такой умной махине.

– Издеваешься, да? Ну, располнел, ну, постарел, так что же теперь? – с нескрываемой обидой хозяин отошел к печке, подбросил пару поленьев.

* * *

– Вот тут у стеночки будет очень тепло, иди сюда, грейся.

А под нос себе пробубнил:

– «Затопи ты печку, постели постель,

У меня на сердце без тебя метель».