Замошье

Трактор дёрнул, санки, оставляя в земле две глубокие борозды, потащились следом.

– Как он там справится, бедный? – сказала Леночка.

– Грибы сушёные забыли, – словно отвечая ей, проговорила Настя.

– Ничего, они не тяжёлые. Я завтра поеду – захвачу.

Настя обошла дом, аккуратно прикрывая распахнутые двери.

Володька уехал – ну и ладно. Теперь они вдвоём с Леночкой посумерничают. Загребущие всё-таки руки у парня. Надо же, дубовую кадушку уволок! И назад не привезёт. Поленится. Теперь грибы в вёдра запасать придётся.

Лубянок уж не найти, остаётся опята брать. Ну так что ж, другие берут и хвалят. Опёнок, хоть и малый гриб, но тоже спорый, кучами растёт. Только сегодня, возвращаясь со мха, Настя заметила здоровенный выворотень, весь жёлтый от молодых опят. Вот и пригодится находка, всё-таки зима будет с грибами.

Леночка, отправившаяся в обход дома, спустилась с чердака.

– Что я нашла!.. – сказала она. – Там наверху ещё мои куклы лежат. Я думала, их давно в печке пожгли. А они лежат.

– Пусть лежат, – сказала Настя.

 – Пригодятся.

– Ты у меня запасливая! – засмеялась Леночка. – Пойдём чай пить.

Ночью спалось плохо. Вроде бы вечер прошёл как надо, за чаем и разговорами, а спалось плохо. Мыши ли громче обычного шуршали за обоями, или слишком жарко было в дважды топленной избе, но уснула Настя далеко за полночь. И почти сразу проснулась от того, что сквозь сон ей почудился тонкий, зудящий комариный писк. Хотя какие тут могут быть комары? Пропали комары давно.

Настя медленно провела ладонью по лицу и вздрогнула, почувствовав, что пальцы стали влажными и липкими.

И так странно знакомо было это ощущение, что Насте померещилось, будто она различает в сплошной тьме кровавые пятна на концах пальцев.

– Зачем раздавила-то? – вспомнился Нюркин голос.

– А чтобы не хапал больше, чем унесть может…

Настя поднялась с постели. Непонятная тоска холодными пальцами сжала грудь. Шумно сдвинув стул, Настя сделала в темноте три шага, опустилась на холодные плахи пола. Где-то впереди, в красном углу висели иконы.

Настя не часто вспоминала о них. По праздникам ходила в церковь в Погост, остальные дни обходилась так. Домашнее благословение не казалось святым, и когда, случалось, по одиночеству Настя беседовала с ликами, то в этих разговорах было немного почтительности. Егория-победоносца фамильярно звала судариком, Николу – старичком, Деву Марию – так и вовсе «девахой».

– Что, деваха, жалеешь своего парня-то? – спрашивала Настя, обтирая пыль.