Гнилая репка

Гнилая репка

Сынтин Дмитрий

История о том, что каждый реповод должен знать: репка не на деревьях растёт!

Сынтин Дмитрий

Гнилая репка

Вновь летели слёзы зимы мимо стройных камней, исчезая в смолистых сугробах, слышался бег колёс по зеркалам дорог, стрекотание стекла, проносился свет прямыми линиями за каждый угол, тени водили хороводы вокруг безразличных людей. В сырой земле появился росток – Дочь, но радость была мимолётной. Стремительно к Отцу и Матери пришло осознание, что желания проще реальности.

За лицемерной доброжелательностью и гордостью скрывались бесконечные ссоры и упрёки, нежелание признавать ошибки. Отец знал лишь вкус белого сахара, а Дочери – горечь желчи, восклицая: "Все через это прошли! Ты ещё не знаешь, что раньше было! Ты ещё не знаешь, через что мне пришлось пройти" Любой раз, когда Дочь совершала какой-либо случайный поступок, например, могла уронить тарелку от секундная неловкости, в её сторону летели острые слова, отдающиеся бесконечным эхом ядовитого баса. При этом Отец не говорил слов любви, не поощрял заслуги Дочери, или, быть может, он не замечал ничего кроме недостатков. Мать же жила по настроению, столь переменчивому, что каждая случайность порождала непредсказуемую реакцию, какая-нибудь мелочь могла взорвать её, как мину. Вчера Мать была эмоционально вспыльчивой, сегодня – бессердечно упрямой, а когда-то завтра – по-доброму солидарна, но за всем эти всё же было видно её сродство с Отцом, поэтому их совместная жизнь была несовместимо созвучна. Так и жила Дочь, она, не имея возможности ничего ответить: сначала это была норма для неё, ведь не было ничего другого, затем она не знала, что ответить, за её юностью скрывалась катастрофическая неопытность, которая постоянно вводила её в замешательство, а после она уже боялась. Боялась настолько, что не могла пролить слезинки, настолько, что каждая её косточка танцевала безумную чечётку, пульс отдавался глухим звоном, как бы подпевая слепому дуэту её родителей. Такая жизнь отложила свой отпечаток в душе зелёной девочки, словно землёй иссыпали её израненное сердце, посадив туда споры гнили. Долго в ней росла ни ненависть, ни ярость, ни печаль, а неведомая химера, постоянно практически проламывавшая стены своей тюрьмы, но страх был сильнее.

Однажды Дочь решила сшить себе игрушку – хлопкового друга. С придельной осторожностью накладывала каждый шовчик, не жалела сил. Исколола свои пальцы, но не остановилась. Сделала глазки, набила воздушным пухом.