Шепард. Начало

Через пару мгновений хватка была ослаблена. Я вернулась на своё место, презрительно глядя на Михаэля.

– Не тебе решать, кто здесь виновен. Ты ничего не знаешь. Прячась в своей конуре со своей женой, ты жил спокойной жизнью, а я выживала, одновременно ища ответы на свои вопросы.

– Ответ был найден давно, но почему-то Этот до сих пор жив. Так в чём же дело, Моника? В чём? И самый важный вопрос: где все деньги?

Он вновь стал серьёзен и напряжён. Задрав рукава своей рубашки, он расстегнул пару верхних пуговиц, позволяя мне рассмотреть цепочку, висящую у него на шее. Он всё ещё её носил.

– Какой ты сентиментальный, Иномарато, – очередная ехидная усмешка от меня.

– Не могу её снять. Слишком дорого для меня, – его глаза на секунду сверкнули, а затем он отвернул голову в сторону, глядя в узкую щель, называемую окном. – Что ты творишь? Неужели ты действительно влюблена в этого никчёмного полицейского?

Его слова сделали мне больно, заставив вспомнить Мартина. В глазах снова сверкнула ненависть и желание располосовать итальянца ногтями на этом же месте, но сделав глубокий вдох, я взглянула на него.

– Действительно хочешь это знать?

– Да.

Глава 2. Мафия лишается отца

Любое посягательство на одного из членов мафии в какой бы то ни было форме является посягательством на всех; за него следует отомстить любой ценой.

Третье правило Омерты.

Борнмут. 10 августа. 1977 год.

Выстрел. Этот звук прочно засел в моей голове после того, как я впервые услышала его в тот августовский вечер. Мой отец покончил с собой, выстрелив себе в голову. Его тело остывало на полу его же кабинета, рядом образовалась лужа липкой и вязкой крови, которая увеличивалась в размерах каждую минуту, а его правая рука сжимала рукоятку револьвера кольт Кобра[2 - Кольт Кобра – шестизарядный короткоствольный револьвер с ударно-спусковым механизмом. (Прим. Автора)].

Это моё последнее воспоминание о нём. Я запомнила его таким: лежащим с открытыми глазами и приоткрытым ртом. Не самая приятная картина для десятилетнего ребёнка.

Что было потом я помню совсем смутно. Шок, а далее – истерика.

Моя няня миссис Кэндрик увела меня из кабинета, в её глазах читался испуг, руки дрожали, как и её голос.

– Посиди здесь, милая, я сейчас вернусь, – торопливо произнесла она, заперев меня одну в детской комнате.

Кроме нас троих в доме никого не было.