Дочка для владельца Империи

Сегодня без меня. Мне срочно надо отъехать… по личному вопросу.

Последнее говорю на случай, если Гера или Рома поинтересуются, что за Апокалипсис случился у их генерального. Пропускать важные встречи совсем не в моём стиле.

Оля вопросов никогда не задавала. Вот и сейчас: кивает без лишних эмоций и закрывает дверь. Слышу, как цокают её каблуки, когда она удаляется от кабинета. В голове такая пустота, что привычные звуки кажутся оглушающе громкими.

– И вы идите, – приказываю парню, но тот настырен до скрежета в зубах.

В принципе, не такое уж плохое качество. Главное, чтоб с годами пыл не растерялся. Я знаю, как служба высасывает все силы и энтузиазм. Пример брата слишком ярко стоит перед глазами.

– Так вы, значит, приедете?

Я поднимаюсь из-за стола, и парнишка сглатывает, но плечи расправляет, ожидая ответа.

– Это к делу не относится. Вы меня оповестили. Теперь свободны.

Он решает не спорить, что-то там бормочет и пытается забрать документы, которые принёс с собой.

– Оставьте. Всего доброго, – прерываю его жалкие попытки.

И, наконец, остаюсь один. Сую руки в карманы брюк и шагаю к панорамному окну. Здесь на пятидесятом этаже «Империи» прекрасный вид на город. Особенно вечером. Мне нравится смотреть, как потоки трафика тянутся от центра к периферии. Чувствуешь себя чёртовым богом-громовержцем, наблюдающим за муравьиным копошением людей у себя под ногами.

А сама «Империя» – огромный улей. Муравейником её как-то язык назвать не поворачивается.

Только после одиннадцати вечера тут окончательно гаснет свет. Я привык работать допоздна. Особенно последний год. И те, кто в моей команде, знают, за что получают деньги. За результат.

Нажимаю кнопку на интеркоме, чтобы вызвать Олю.

– Машину через десять минут к главному входу.

– Принято. Что-то ещё?

Я колеблюсь, но отрицательно мотаю головой.

– Нет.

Результат. Возможно, сейчас я встречусь с результатом неосторожной и необдуманной связи, произошедшей почти полтора года назад.

А что мне делать с ним… как поступить… решу потом.

***

В первой городской суета. Ещё бы разгар дня. Я ненавидел больницы. Особенно последние два года до смерти отца. Это бесконечная череда реабилитаций, ожидание чуда, понимание, что чуда не будет. Мы увезли его в клинику в Израиль, где ему продлили жизнь ещё на три месяца. Каждый день был, как последний. Я тогда забил на бизнес, забил на всё, жить не хотелось.