Роман на троих

Но это же не значит, что мы, здоровые, виноваты в этом и обязаны костьми лечь, лишь бы бедолага выздоровел. Я исправно плачу налоги, которые как раз и идут на социальные расходы государства. А то, что их где-то там наверху разворовывают и до больниц доходят крохи, так в этом моей вины нет. Пусть полиция лучше работает…

– Общество богатых вам осточертело. С бедными и нуждающимися вы тоже предпочитаете близко не контактировать. Чего же Вы хотите, что ищете на этом свете? – не унимался Бо.

– А черт его знает! – сдался толстяк и допил остатки коньяка, после чего засобирался.

Кряхтя, сполз со стула. Неуклюже вдел руки в поданный Ди плащ и полез во внутренний карман.

– Сколько я вам должен? – спросил он, расстегивая большой кожаный бумажник.

– С Вас полторы тысячи рублей. За коньяк и бутерброды.

– Совсем недорого. И обслужили отменно. Надо будет почаще сюда наведываться. Держите, сдачи не надо, – положил он на барную стойку две тысячных купюры.

Уже стоя на пороге и поворачивая дверную ручку, он обернулся и с внезапно нахлынувшим энтузиазмом громко выпалил: «Если честно, то я ничего не хочу менять в своей жизни.

Я заслужил то, что имею. А помогать каждому встречному – это утопия. Если бы Богу нужно было, чтобы счастливы были все, он бы это устроил и без моих бесплатных сосисок…»

***

– Я заглянул в будущее, – через несколько минут после ухода богатого толстяка негромко произнёс Ди. – Через две недели нашего несостоявшегося мецената собьёт машина. Повреждения внутренних органов, несовместимые с жизнью.

За рулем будет некто Игминов Сергей. Врач из детской больницы. Он просто заснул за рулем, потому что перед этим отдежурил дополнительную суточную смену. И все затем, чтобы заработать на дорогие продукты к юбилейному столу. Его жене в этом году исполняется тридцать пять лет. И она очень любит копчености…

Глава 4. Революционер

– Козлы! Твари! Ну это же надо быть такими тупыми! – дверь бара чуть не слетела с петель, когда её широко распахнули, а потом, захлопнув, вдавили в раму.

Виновником «торжества» оказался молодой, лет тридцати двух человек в потрепанных джинсах и ярко-красном пуховике. Его лицо было под стать одежде то ли от возмущения, то ли от морозной погоды. На улице наступила зима. Он почти добежал до барной стойки и приземлился на вращающийся стул, тяжело дыша и нервничая.

– Вы запыхались, молодой человек. Позвольте угостить Вас свежайшим тёмным пивом. Только что утром мы приняли партию прекрасного стаута.