Среди иллюзий

Костя оторвал два листа и, чиркнув спичкой, поджёг их. Почти сразу застрекотали в огне тонкие веточки, чуть погодя разгорелись и дрова. Наталья с Таней подошли вплотную к костру и грелись, протянув руки к пламени.

–Ужасная погода,—сказала Наталья, вглядываясь в проход, где завывал ветер.

–Да, буря очень сильная,—поддержала её Таня.

Они сидели молча, и каждый думал о чём-то своём. О том, что случилось и что их ждёт в будущем. Они перекусили двумя банками консервированного тунца, что нашли после катастрофы.

Закончив с едой, они безмолвно смотрели в костёр. Тишину нарушила Таня:

–Я очень устала, прилягу, немного посплю.

–Ложись, доченька,—сказала Наталья.—Отдыхай.

Таня улеглась на полу пещеры, отвернувшись к стене, и поч-ти сразу заснула. Её вымотала прогулка по заснеженным скло-нам. Наталья с Константином продолжали так же молча смотреть в огонь.

–Я считаю,– негромко сказала Наталья после долгого мол-чания,—что после смерти мы станем чем-то большим, чем просто смертными людьми.

В воздухе вновь повисла тишина, даже на минуту показалось, что буря прекратилась, но спустя мгновение свист за пределами пещеры возобновился. Костя встал и прошёлся, разминая ноги.

–Да? И чем же?—спросил он.

–Например, ветром,—ответила она спокойным, ровным и беззаботным голосом, будто находилась дома, в привычной обстановке, а не в пещере посреди заснеженной пустыни на краю земли.—Лёгким дуновением, капелькой росы, смятой травой, шелестом листьев, чем-то непорочным и чистым.

Ведь куда-то мы уходим после смерти,—ска-зала Наталья и спросила:—Где твои родители?

Он молчал, глядя в одну точку, в сторону входа.

–Я их не знал,—наконец ответил Костя почти безразличным голосом, в котором всё же послышалась боль.

–У тебя совсем никого?—переспросила Наталья. Костя вернулся на прежнее место у костра.

–Мне часто снится сон,—начал он.—Вокзал, белая привокзальная площадь. Скамейки, фонари, огромный циферблат часов—и рядом ни души, совсем никого. Вокруг белым-бело, и я там совсем один.

Нет ни автобусов, ни машин, ни куда-то спешащих людей—там пусто. Когда был в детском доме, я спросил у воспитателя, где моя мама и когда она меня заберёт. Он посмотрел на меня и, наклонившись ко мне, сказал, что она оставила меня на скамейке у вокзала, когда мне было три года, с запиской: только дата рождения и имя. Видимо, поэтому мне снится вокзал и больше ничего.

Костя опустил глаза и задумался. На его лице появилось выражение обиды.