Огарева, 6

Стулья вынесли, газетами накрыли, и как хороший а-ля фуршет.

– Соседи скандалили?

– Нет. Они его тоже поминали.

– Понятно. Жена где?

– На работе. А что?

– Ничего. Ты один здесь сейчас?

– Сын спит.

– Сколько ему?

– Два года.

– Молодец. Только знаешь, как говорят: один сын – не сын, два сына – полсына, три сына – сын.

– Это я слыхал. А вы слыхали, как один наш артист на школьную елку под банкой пришел? Не слыхали? Так вот, работал он Дедом Морозом, это выгодная халтура. Пришел однажды, сел под елку и спрашивает детишек: «Дети, сколько Дед Мороз получит денег, если будет выступать десять дней по три раза на день? Учтите, что за каждое выступление ему полагается десять целковых!» Детишки хором: «Триста рублей, Дедушка Мороз!» Тут артист слезу вытер и возразил грустно: «Фига в сумку! А налоги?!»

– Это кто же такой?

– У вас свои тайны, а у нас свои.

Знаете вы этого актера, его многие знают. Так вот и я вам – по поводу трех сыновей: «А налоги?»

– Серьезное замечание. Жена что делает?

– Полковничек, вы не крутите, не надо, я вам нужен, так вы б проверку заранее провели, зачем меня пытаете? Прикидываете на мне какой-то замысел?

– Прикидываю.

– Это серьезно?

– Серьезно.

– Неужели вы думаете?.. – Мишаня брезгливо усмехнулся. – Я завязал, совсем завязал, ясно? Я работаю. Честно работаю. И я теперь не хочу знать ни вас, ни тех, кого вы ловите.

– Ловлю я банду, которая угрохала трех человек, Мишаня. Это тебе не печки-лавочки.

– Варварство, конечно, только я здесь при чем?

– Ты можешь мне помочь.

– Нет, я в эти игры никогда не играл, а уж теперь тем более играть не собираюсь.

– Я, наверное, очень тебя подвел?

– Чем?

– Ну как же: легавый, а пришел к тебе домой…

– Ко мне – пожалуйста. Я к вам не хочу, это прошу понять.

В соседней комнате заплакал ребенок.

– Шурка проснулся, – сказал Мишаня, и лицо его смягчилось, разошлись жесткие морщины возле рта и над переносьем. Он быстро поднялся, ушел в комнату и вскоре вернулся с мальчиком, розовым со сна.

Мальчуган был кудрявый, он удобно устроился на отцовской руке и хмуро разглядывал гостя.

– Ну, давай занимайся с сыном, – сказал Костенко, поднимаясь, – я пошел.

– Вы это… не обижайтесь. Я ведь не против вас лично.

– А против кого ты «лично»? Что же мне тогда с тобой было делать, Мишаня? Ты же закон преступал.

Мишаня подбросил сына на руке и усмехнулся:

– Вишь какое дело, Шурик? Смотри закон не преступай, а то упрячут в острог.