Когда зазвенит капель

Когда зазвенит капель

Юлия Бурбовская

Даша – обычная студентка, она учится, дружит и живет как тысячи других студентов. Но стоило ей влюбиться, как все идет наперекосяк. В ее жизни одно за другим происходят жуткие события. Сможет ли Даша узнать настоящую причину своих несчастий и противостоять темным силам?

Юлия Бурбовская

Когда зазвенит капель

Пролог

Воздух над плитой трепетал жарким маревом. Тонкой струйкой Тома выливала на тяжелую чугунную сковородку блинное тесто. Оно растекалось по ребристому дну в клеточку, вздувалось и лопалось крошечными пузырьками, да так и застывало – дырочками.

Поставив одну сковородку на раскаленную конфорку, Тома бралась за вторую и быстрым движением переворачивала на ней подрумяненный с одной стороны тонкий блин.

Из коридора в кухню влетел бумажный самолетик. Он будто задумался на секунду, а потом медленно спланировал на стол. Тома тут же подхватила его и запустила обратно, но не рассчитала и он врезался прямо в лоб вбежавшему следом мальчишке.

– Ой! – в притворном ужасе Тома ахнула и закрыла руками рот, но тут же звонко рассмеялась, сбрызнула смехом мальчишку, обняла его двумя руками.

– Мама, я кушать хочу! Скоро блины?

– Блины-то скоро, только давай папу сначала дождемся! Уж поди вернуться должен. Обещал по пути в погреб спуститься, варенья принести. Вишневого!

– Фу, не хочу вишневое, оно приторное…

– Ну, хозяин – барин. Не нравится – не ешь. Сметана есть еще.

Тома выключила одну конфорку. Налила на вторую последние капли теста.

Его было так мало, что оно не растеклось, а застыло нелепой кляксой.

– Ой, этот маленький мне, ладно, мама?

– Тебе, Тошенька, тебе, – она улыбнулась и потрепала сына по густым черным волосам. Прав был Леон, не шло ему русское имя, да Тома настояла.

– А папа когда вернется? – мальчик прижался носом к оконному стеклу, разглядывая редких прохожих во дворе. Одни смешно прыгали через черные проталины, боясь замочить ноги в мартовском талом снегу, другие, в блестящих резиновых галошах, шагали размашисто и быстро.

Тома сняла со сковороды последний блин-кляксу, укутала дымящуюся стопку линялым вафельным полотенцем и повернулась к мальчику.

– Он обещал вернуться к обеду, сын. Пойдем пока, почитаем.

Она потянулась вверх, подцепила пальцем шпингалет и отворила створки форточки, покрытые растрескавшейся краской, впустила дрожащий, дерзкий весенний воздух, птичий нестройный гомон, собачий лай и чьи-то голоса. Весна.