Война совести

Несмотря на то что дед Елизар тоже не помнил родины, а все его детство и отрочество прошли в далекой Маньчжурии, дом строил по сложившемуся на Руси укладу. Правда, не было здесь печи. Ни к чему она. Климат и так жаркий. Зимы почти нет. А хлеб пекли на улице в небольшой пекарне сразу на всю общину. В магазинах не покупали. Не здоровая она, мирская пища. К тому же басурманская…

Никита прошел в двустворчатые двери и оказался в крохотной спаленке с бревенчатыми неоштукатуренными стенами. Здесь, на деревянной кровати, лежал под почерневшими образами дед Елизар.

Седая борода, белоснежное исподнее и подушка делали испещренную глубокими трещинами морщин кожу на лице почти черной. Рот приоткрыт, словно жажда мучит, но взор ясный. Руки вытянуты поверх одеяла.

– Пришел Никитка! – Дед не глядел на двери, но словно видел его. – Оставьте нас!

Поп местной старообрядческой церкви и старшая дочь Елизара, Авдотья, словно тени, несомые легким дуновением ветерка, вышли прочь.

– Поди сюда, Никитка, – слабеющим голосом велел старик.

Никита подошел ближе.

– Уезжаешь? – с затаенной тоской спросил дед и выжидающе уставился на внука.

– Уезжаю, – кивнул Никита. – Благословите…

– Благословлю, – успокоил он его. – Не торопись. Поди ближе. – Дед поднял сухонькую руку и сделал знак.

Никита подошел к кровати вплотную.

– Скоро на землю родную ступишь, – с придыханием сказал дед Елизар. – Поклонишься за меня истокам нашим.

– Поклонюсь, деда, – заверил Никита.

– А мне, видать, не суждено. – В глазах старика появилась такая тоска, что у Никиты защемило сердце. Он отвел взгляд в сторону. – Но не только поклониться ты должен… Еще одно дело сделать нужно. – Старик заговорил тише и быстрее, словно боясь, что не успеет досказать, торопливо хватая воздух, будто он вдруг начал нагреваться и обжигать ему язык и губы. – И не должен ты успокоиться, пока не выполнишь обязанность эту…

Старик вдруг, словно поперхнувшись, замолчал, глядя в потолок.

– Какое дело, деда? – Никита слегка наклонился, потому как показалось ему, что продолжает говорить старик едва слышно.

– Эта история случилась еще в семнадцатом. Красные царя скинули… Наш скит на отшибе был, но и туда докатилась смута. Знаешь ты все, – протянул он. – Брат на брата, сын на отца… Пришли как-то белые, хлеб, запасы какие забрали, скотину угнали. У отца мово конь справный был, Алтыном звали.