Хроника смертельной весны

Что они понимают! Он не инквизитор, а художник, созидатель прекрасного… Видно, он обречен на одиночество. Но уныние – это смертный грех, и посему – пора взбодриться. Прихватив с собой стакан с недопитым виски, он начал спускаться в подвал. Пошарил в кармане, достал ключ. Ключ проворачивался со скрежетом, но замок он не смазывал намеренно – этот звук помогал настроиться и ему, и той, которая была заперта внутри.

В подвале было темно, но прямо перед входом, наготове стоял большой электрический фонарь.

Он щелкнул выключателем и открыл дверь.

– Соскучилась, ma mignonnette?[8 - Моя крошка (фр).]

Как же он любил это мгновение! Испуганные глазки, ослепленные ярким светом после пугающей тьмы, которая до этого мгновения обволакивала бедняжку душной сыростью, спутанные волосы, падающие на юное личико, худенькие поджатые ножки, девичьи руки, сжимающие краешек одеяла.

– Пожалуйста, мсье, – услышал он дрожащий голосок, – пожалуйста, мсье, не надо…

Она кажется такой милой и беззащитной – хочется прижать ее к груди, поцеловать, утешить.

Но она почему-то отползает от него как можно дальше, выставляет вперед руки, словно пытаясь защититься – ах, глупая, зачем?

– Не стоит плакать, – он включил лампу под потолком и погасил фонарь. – Тебе оказана честь.

Он, не торопясь, раскладывал на столе инструменты, каждый из которых сам по себе – произведение искусства. С кровати доносились жалкие всхлипы: – Пожалуйста, мсье, пожалуйста… Мне страшно…

– Тебе не должно быть страшно, ma mignonette… Ты должна испытывать гордость.

Ты – полотно и краски… Кисти и мольберт… Мой будущий шедевр. Постарайся не кричать, когда я творю…

Конец осени 2012 года, Москва

Темным ноябрьским вечером, под ледяным дождем, в Нескучном саду убивали человека.

– Да черт вас побери, держите его! Какого дьявола!

Несколько крепких мужчин пытались усмирить приговоренного к смерти – запястья того были туго связаны, но, несмотря на это, молодой парень отчаянно сопротивлялся, извиваясь и дергаясь в тщетных попытках освободиться.

– Ради бога! – орал он, вырываясь из сильных рук палачей. – Я ни в чем не виноват! Помогите! Помогите!

Безмолвные свидетели – облетевшие многовековые дубы и голые прутья сирени – были не в силах заглушить его безнадежные вопли. Один из палладинов, в блестящем черном плаще, отделился от остальных, которые уже привязывали приговоренного к столбу, вкопанному посреди поляны.