Будешь моей, детка

– Пропусти, пожалуйста, – твердо говорю я. – Я тороплюсь.

– Детка, расслабься, ты уже везде успела, – ухмыляется Соболевский и вдруг хватает меня за плечи и притягивает к себе, впечатывая в твердую широкую грудь. Он высокий, и я носом утыкаюсь прямо в ворот его футболки, непроизвольно вдыхая пряный, подчеркнуто мужской запах. Кожа, одеколон и сигареты. Должно быть мерзко, но мне отчего-то нравится, как он пахнет. И даже самой стыдно в этом признаться.

А Соболевский по-хозяйски лапает меня, сминая ладонью ягодицы под узкой юбкой, и горячо шепчет мне на ухо:

– Ты мне понравилась, детка. Такая свежая, невинная, хорошенькая. А рот твой – просто чума. Поехали со мной. Покатаемся. Захочешь – трахну, не захочешь – просто отсосешь мне.

Я так резко отталкиваю его, что от неожиданности он поддается. Щеки горят от унижения, от того, что он со мной сейчас разговаривал как… как с проституткой! Только что денег не предложил!

– Никуда я с тобой не поеду! – мой голос дрожит от подступающих слез.

– Эй, детка, ну чего ты! Я ж не обижу, – ухмыляется он. – Куплю тебе потом что-нибудь. Или могу просто бабла дать. Наличкой или на карту, пофиг. Я не жадный, ты скажи, сколько надо.

А вот и деньги предложил. Как шлюхе. Прямо в столовой. На глазах у всего университета.

Интересно, а минет мне ему тоже надо будет делать перед всеми? Это входит в стоимость?

От эмоций все тело потряхивает. Господи, как же мерзко! Меня в жизни так не унижали.

Я хватаю со столика стакан со своим недопитым холодным чаем и выплескиваю прямо на Соболевского. На его ухмыляющееся лицо, на его брендовую белую футболку, по которой теперь расплывается мерзкое темное пятно.

По столовой прокатывается приглушенное «ах», и все замирают в предвкушении расправы. Развлечение продолжается.

– Сучка! – восхищенно цокает языком за спиной Соболевского Влад Багров, хоккеист. – А так и не скажешь. Со стороны – моль бледная.

– Что, Соболь, не справляешься? – ржет Никита Яворский, а тот ожидаемо свирепеет.

– Рот закрыли оба, – рявкает он, обернувшись к своим приятелям. А потом поворачивается ко мне, и в его лице уже нет ни намека на ту дурашливость, с которой он говорил до этого.

Я судорожно сглатываю и делаю шаг назад, больно врезаясь бедром в край стола.

– Детка решила кусаться? – мягко спрашивает Соболевский, наступая на меня. Вот только эта мягкость – подушечки лап тигра, скрывающие смертоносные когти.