Комдив. Повесть

Выполняя поручение капиталистов всех стран, германский милитаризм хочет задушить русских и украинских рабочих и крестьян, вернуть земли помещикам, фабрики и заводы -банкирам, власть – монархии. Германские генералы хотят установить свой «порядок» в Петрограде и Киеве. Социалистическая республика Советов находится в величайшей опасности. До того момента, как поднимется и победит пролетариат Германии, священным долгом рабочих и крестьян России является беззаветная защита республики Советов против полчищ буржуазно-империалистской Германии».

(Из Декрета Совета народных комиссаров РСФСР от 21 февраля 1918 года «Социалистическое Отечество в опасности!»

– р-р-а!! – вопили бегущие по заснеженному полю цепи в обмотках на ногах, длиннополых замызганных шинелях и с примкнутыми к винтовкам трехгранными штыками. Тут и там, в воздухе рвалась шрапнель, навстречу длинными очередями били «максимы», падали убитые с ранеными.

Впереди одной, призывно махая зажатым в руке наганом на длинном ремешке, месил сапогами снег молодой ротный.

Командовал он ею третий месяц, до этого был помощником.

Над головами в очередной раз лопнул снаряд, бежавший впереди, стал валиться набок, ротный, выхватил у него винтовку. Сунув револьвер за обшлаг, поудобнее перехватил, в последнем усилии, вскочил на бруствер.

– Бей пшеков!* – сиганул вниз, и отбив удар, всадил штык в грудь жовнежу* в конфедератке. Вырвав, размозжил прикладом голову второму, замечая краем глаза, как его бойцы с ревом прыгают в траншею.

Завязалась рукопашная, кровавая и беспощадная. Слышался русский мат, хряск саперных лопаток и одиночные выстрелы. Кто-то тонко завизжал, – матка боска!*

Траншеи были захвачены по всей линии обороны, вслед бежавшим к городу полякам, зачастили выстрелы.

– Оставить! – приказал своим ротный, выщелкнув затвором в грязь дымную гильзу, когда последний растворился в белом мареве.

Красноармейцы прекратили стрельбу, утирая лица рукавами и шапками (у кого остались), привалились спинами к брустверу, другие, опустившись на корточки, задымили махоркой.

– Да, Петро, много они наших положили, глубоко затянулся – один, устроившийся на убитом офицере с серебряным галуном на вороте шинели.

– Мы их не мене, – лаконично ответил второй, окинув взглядом траншею. – А сапоги у него важные,– покосился на хорунжего. Надо снять, – пошевелил вылезшим из драного ботинка пальцем.