Моя война

Разлили оставшееся виски по рюмкам, выпили за друга Джона, хозяина сей «милой» забегаловки и продолжили разговор.

– Да бабы у них, это всё что у русских есть! – смачно цокнув языком, вставил человек по имени Питер, вся компания то и дело обращалась к нему «Питер плесни», «Питер наливай!», – то ли дело мы?! Последние сто лет имеем мы их, но никак не уничтожим. Хотя они уже не те, что были лет триста-четыреста назад! Наши предки хорошо над этим поработали, чёрт их возьми.

– Питер верно говоришь. Питер наливай!

– Да выродились русские.

И теперь они выродки! – тут к столу с разносом в руках подошла официантка, пытаясь держаться подальше от мерзкого толстяка, и принялась ставить на стол бутылки с виски и огромную тарелку с жареным свиным мясом, – Ну держись сучка! – он сгрёб её в охапку и силой посадил на колени. – Теперь я буду твоим хозяином, русская сучка! И не один ваш смердящий пёс тебе не поможет! До самого утра ты будешь делать все, что я скажу…

Девушка закричала, и попыталась вырваться.

В зале никто не обратил на этот крик внимания. К ним привыкли и воспринимали как само собой разумеющееся действие.

Рука толстяка взметнулась для удара…

Но она так и зависла в воздухе. Чья-то твёрдая и сильная рука держала её за запястье. Девушка воспользовалась паузой, соскочила с колен толстяка и стала за спину своего неожиданного, и таинственного защитника.

– Ах ты су… – не успел выкрикнуть сидевший напротив толстяка, мужик в джинсовом костюме, как рухнул на пол, бутылка, только что принесённого американского виски разбилась вдребезги о его голову.

– Тебе конец! – вскочил кто-то на другом конце стола, хватаясь за нож, лежащий на столе, но парень в пятнистом камуфляже, ловко выхватил правой рукой пистолет, и забегаловку оглушили два выстрела, в зале сразу повисла мёртвая тишина, которую нарушили лишь два падающих тела, чем-то лязгнув о керамическую плитку пола.

Парень окинул взглядом сидящих за столами, посетители так и остались сидеть с открытыми и набитыми ртами, только взгляды были прикованы к нему и его пистолету, и во взглядах этих, читалось удивление и страх, оценив обстановку, понял, что ни кто и ни что пока не угрожает, заговорил:

– Слушай сюда.

Ты мразь американская, думаешь, что ты герой? Так вот, сообщу тебе пренеприятнейшее известие, ты ошибся! – он вывернул руку толстяку, так, что хрустнула кость. – Иметь дело с женщиной, это, по-вашему! Но я, такие дела не прощаю никому.