Экзопулус вздымает волны

 – Да вы и не докажете, у нас ничего нет!

– А вот я думаю, мои сотрудники найдут, если постараются. А они у меня очень старательные ребята, отвечаю. Всегда находят. Любо-дорого смотреть.

– Это же подлог!

– Нет, что ты. Просто результат хорошей работы. – С этими словами майор неспешно пригубил из тяжелого массивного бокала и добавил: – Прекрасный напиток.

Макс медленно опустился в кресло и после секундного раздумья заявил:

– В такой работе гордиться нечем, значит, хорошей она быть не может по определению.

– Умничать решил?

– Считайте, как хотите.

Препирания длились еще несколько минут, но для Панфила Панфиловича оказались безрезультатными, так как упорство было одним их тех качеств Макса, которое чаще всего мешало, но в критических ситуациях иногда оказывалось довольно полезным.

С каждым моментом взгляд майора становился еще более суровым. Панфил Панфилович нажал несколько клавиш и обстоятельно просмотрел информацию, высветившуюся на большом плоском мониторе. В комнате опять повисла раздражающая тишина, тягучая и бессмысленная.

В этот момент Максу больше всего хотелось, чтобы внезапно во всех комнатах включился яркий свет, заиграла музыка, зашли десятки людей и объявили о том, что это все был розыгрыш, на который Макс и Феня наивно попались.

– Мне как раз такой и нужен… – тяжелый голос, не без удовольствия смакующий слова, вывел Макса из состояния забытья. – Прыткий, упертый, без обязательств и на крючке.

– На… каком крючке? – настороженно спросил Макс.

– А то ты не понял. Что вас в позапрошлом году отпустили, заболтал всех, да? А камешки-то до сих пор не нашлись. Хитро придумали.

– Это не мы! – Макс попытался протестовать. – Мы были на той выставке, рядом, но мы ничего не брали!

– Посмотрим, если дело начать заново, что получится, – медленно проговорил майор. – Да и еще когда у вас дурь найдут, вот повеселятся все.

Макс внутренне напрягся, так как этот случай на выставке ювелирных изделий, на которой они с Феней подрабатывали разносчиками коктейлей и каким-то образом остались единственными подозреваемыми, еще не стерся из памяти.

Как не стерлись из памяти и многочасовые, почти беспрерывные допросы, которые вел худощавый следователь с ужасно раздражающим резким тембром голоса, в котором при крике периодически проявлялся отзвук детской резиновой игрушки-пищалки; тогда Макс уже не знал, чего большего желает – отвязаться от ложных обвинений или не слышать этих ужасных звуков.