Пиявки

Напротив, ей хотелось успеть всё: сделать уроки, поиграть на пианино, нарисовать очередной «шедерв», как она сама называла свои творения, попользоваться маминым компьютером – да мало ли чем ещё может заняться десятилетний ребёнок!

Элка выскочила из троллейбуса возле музыкальной школы и вошла в неказистое серенькое здание. Уличный шум моментально растворился в звучании всевозможных музыкальных инструментов, перекрываемом сильным, уверенным голосом рояля. Конечно же, играла Женька. Эльвира, как всегда, не успела к выступлению дочери.

И без того не самое радужное настроение молодой женщины упало до нулевой отметки. «Заморозки на почве одиночества», – поставила себе диагноз Элка, обнимая вихрем вылетевшую из концертного зала Женьку.

– Мама, я отстрелялась! – радостно сообщила дочь. Откуда она взяла это словечко? Уж не от самой ли Элки переняла, когда та сообщала по телефону подруге об окончании очередной статьи? Подруга, далёкая от журналистики, обычно спрашивала, остались ли ещё патроны. Ответ звучал оптимистично далеко не всегда.

– Куда идём? – Элка понимала, что дочка заслужила поход в кафе или в парк, уже начавший одеваться в свежую весеннюю листву, и поэтому отсутствие денег не было веским аргументом для того, чтобы лишить ребёнка маленького удовольствия.

– Домой, мам, – внезапно нахмурившись, ответствовала Женька. Тёмно-серые глаза девочки почему-то показались Эльвире необычайно взрослыми. Такими глазами смотрела на Элку мама, когда услышала новость о предстоящем замужестве дочери.

Наверно, единственный раз в жизни чуть встрёпанная, похожая на не желающую взрослеть девчонку, мать оказалась права, вынеся короткий, хлёсткий приговор: «Бросит он тебя, Эльчик, у него же глаза блядские».

Неизвестно, по каким признакам, неведомым для неопытной дочери, Ирина Николаевна определила кобелиные наклонности будущего зятя, но в дальнейшем все мужчины, которые встречались Эльвире на пути, имели именно такие глаза. Глаза, готовые впитать в свои карие (или голубые) бездны красоту всех встреченных на пути женщин.

Или, выражаясь незамысловатым языком Элкиной матери, – блядские.

– А что, котёнок, мороженого в парке ты сегодня не хочешь? – закинула удочку обычно запретного удовольствия Эльвира, обняв за плечи вдруг съёжившуюся дочь. Женька показалась ей какой-то особенно юной и трогательной, когда вскинула глаза и смешно вздохнула:

– Хочу, конечно. Но у нас же денежек нет даже на хлеб…

Эти слова явно принадлежали кому-то другому.