Опиум. Вечность после

Эти её запястья в тонких синих прожилках, живот, грудь – я до сих пор забыть не могу и не понимаю, как она вообще смогла пройти через всё это до конца! Она едва не умерла в родах, а ты назвал её шлюхой, Дамиен!

После этой фразы шум, резонирующий в моей голове, наконец, создаёт взрыв. Я вскакиваю на ноги, хватаю отца, протирающего салфеткой красные глаза, за дорогую рубашку и сквозь какофонию своих беспорядочных мыслей отчётливо слышу, как трещит и разрывается её ткань, как лопаются нитки.

– Что ты сказал? Повтори ещё раз: Ева мне кто?

– Сестра… сестра-близнец…

Он произносит это таким спокойным тоном, как нечто обыденное, обыкновенное.

– Отпусти мою рубашку, Дамиен! – приказывает уже более грубо, даже угрожающе.

Но Дамиена больше нет. Дамиен уничтожен. Есть только безумец, растерянно пытающийся найти выход из окружающего его хаоса, уцепиться за нить, ведущую в адекватную реальность.

Девушка, которую я люблю, женщина, с которой у меня столько раз была близость, которую видел своей женой и матерью своих детей, человек, от которого я вот уже год не могу оторваться – моя родная сестра-близнец?

Ева

– У вас одни родители, одна кровь! Я не знаю, как ещё тебе объяснить это, Ева! – мать почти орёт.

Мгновения мы смотрим друг на друга в упор. Мне кажется, что в моих венах лёд: часть меня уже всё поняла, но другая отказывается верить, принимать.

– Вы с Дамиеном родные брат и сестра! – повторяет.

А для меня эти слова всё равно, что нож гильотины. Ещё раз голова с плеч, и только звон в ушах. Странно, что я всё ещё способна дышать.

Мир остановился. Время впервые в истории Вселенной прекратило свой ход, сделав это исключение для одной очень маленькой девочки, почти микроскопической, чтобы дать возможность её огромному, переполненному чувственной привязанностью сердцу осознать невероятное.

Невозможное.

Недопустимое.

То, что разрушит её мир, разобьёт все до единой мечты и на годы повергнет в глубочайшую яму депрессии.

Перед глазами Дамиен, крушащий кухню, разбивающий посуду, технику, ломающий мебель. Фатальные удары металлического барного стула о гранит стойки и белые дверцы шкафчиков. Посудомоечная машина помята, холодильник открылся, не выдержав побоев, и растерял содержимое, тонкий экран телевизора – вдребезги.

Но главное – взгляд: затравленный, болезненный, не взгляд – крик. Отчаянный душевный вопль. Блеск слёз в глазах.