Вокруг пальца

Вокруг пальца

Виктор Алексеевич Пронин

Ксенофонтов и Зайцев #7

«С высоты девятого этажа город поблескивал умытыми витринами, свежеполитыми улицами, а торопящиеся далеко внизу люди, казалось, были преисполнены радостного нетерпения. Залитый солнцем Ксенофонтов стоял на своем балконе, испытывая возвышенное желание воспеть свой город, написать что-то сугубо положительное о мороженщице из киоска возле редакции, о водителе поливальной машины, которая пересекала сейчас площадь, распустив роскошные водяные усы, ему хотелось написать о своем друге Зайцеве, тем более что он обещал это сделать уже не один раз…»

Виктор Пронин

Вокруг пальца

С высоты девятого этажа город поблескивал умытыми витринами, свежеполитыми улицами, а торопящиеся далеко внизу люди, казалось, были преисполнены радостного нетерпения.

Залитый солнцем Ксенофонтов стоял на своем балконе, испытывая возвышенное желание воспеть свой город, написать что-то сугубо положительное о мороженщице из киоска возле редакции, о водителе поливальной машины, которая пересекала сейчас площадь, распустив роскошные водяные усы, ему хотелось написать о своем друге Зайцеве, тем более что он обещал это сделать уже не один раз…

Да, утро было такое, что никакие осуждающие и клеймящие мысли не приходили ему в голову, а если и приходили, он с отвращением отбрасывал их в сторону, как отбрасывают нашкодившего кота.

Потом Ксенофонтов удачно побрился, не затронув усов, а единственный порез возле уха был почти незаметен. И кофе получился вполне пристойным, и свежая рубашка нашлась, и по радио пели про удачу, которая может стать неплохой наградой за смелость.

Короче – утро было замечательное и не предвещало никаких тревожных, а уж тем более опасных событий. Поэтому, когда Ксенофонтов, потолкавшись у газетных витрин в сквере, неожиданно увидел под ногами новенькую, зелененькую пятидесятирублевку, сложенную пополам и покачивающуюся на утреннем ветерке, как диковинная бабочка, сердце его радостно дрогнуло и сбилось с привычного такта.

Подняв деньги, Ксенофонтов счастливо рассмеялся в душе. Зайдя с другой стороны витрины, чтобы увидеть разиню, он беспомощно оглянулся – вокруг никого не было. Только он, Ксенофонтов, интересовался в то утро газетами.